Сталин попросил Седина дать необходимые разъяснения. Тот встал навытяжку, растерялся, стал путаться и, наконец, беспомощно замолчал. Сталин пристально смотрел на него, покачивая головой… Седина можно было понять: он никогда не был нефтяником, да и соответствующего опыта явно недоставало.
Пришлось мне выручать наркома и объяснять причины многочисленных аварий при бурении скважин. Покритиковал я и Наркомат черной металлургии, который часто срывал поставку утяжеленных бурильных труб. Сталин тут же подошел к письменному столу, взял телефонную трубку и позвонил наркома черной металлургии Тевосяну. Спросил его:
— Товарищ Тевосян, Вы не очень заняты? Тогда прошу немедленно приехать ко мне.
Наркомчермет СССР находился недалеко от Кремля, в том же здании, что и мой наркомат. И где–то через 10 минут Тевосян появился на нашем заседании. Сталин поздоровался с ним за руку и говорит:
— Товарищ Тевосян, вот здесь товарищ Байбаков жалуется на то, что во многих авариях виноваты Ваши трубы плохого качества. Товарищ Байбаков, пожалуйста, уточните, о чем идет речь…
Известно, что наступление лучшая форма обороны. Этот метод сразу же использовал Тевосян, активно ополчившись на меня. Он начал оправдываться, бурно доказывая свою непричастность к простоям буровых. Мы стали с ним спорить, и это продолжалось несколько минут.
Сталин отошел в сторону, недовольно поморщился, а затем сказал:
— Вы поспорьте, поругайтесь, а мы послушаем…
Мы оба сразу замолчали. После небольшой паузы Тевосян заметил, что трубы, о которых идет речь, испытывают при бурении скважин огромную нагрузку. Пробовали изготавливать из орудийной стали, но они все равно ломаются…
— Что же делать будем? — спросил Сталин.
— Будем осваивать, — как–то неконкретно, «в общем плане» ответил Тевосян.
Сталин строго взглянул на него и с иронией произнес:
— А не получится у Вас, товарищ Тевосян, как у того пожилого, который женился на молоденькой, сам мучался и ее мучал? Лучше скажите, что требуется, чтобы изготавливать качественные трубы?
Явно смутившись, Тевосян пояснил: для выпуска качественных труб нужна легированная сталь, а для этого надо молибден добавлять к обычной стали.
— А сколько его нужно на первое время? — поинтересовался Сталин.
Немного подумав, нарком ответил, что необходимо выделить молибдена по крайней мере 300 тонн.
Сталин обращается к присутствовавшему на заседании председателю Госплана Николаю Алексеевичу Вознесенскому:
— Товарищ Вознесенский, почему Вы не даете необходимые добавки молибдена?
Тот отвечает таким сухим, официальным тоном:
— Товарищ Сталин, у нас его нет в свободном наличии. Имеется только в неприкосновенном запасе, в НЗ.
Я решился тогда вмешаться в разговор и заметил, что каждая поломка труб вызывает серьезную аварию. И чтобы устранить ее, требуются десятки тысяч рублей, а иная авария приводит к ликвидации бурящейся скважины.
Сталину мой довод, видимо, показался убедительным. И он снова обратился к председателю Госплана с вопросом. Причем, зная его твердый характер и щадя самолюбие, слова произнес с мягкой улыбкой.
— Скажите, товарищ Вознесенский, для чего создается НЗ?
И сам же ответил на этот вопрос:
— Неприкосновенный запас создается для того, чтобы питаться, когда больше нечего есть и пить. Так ведь? Почему же нельзя это сделать сейчас? Вот мы и выделим триста тонн молибдена, а Вас, товарищ председатель Госплана, попросим поскорее восполнить это количество в НЗ.
Вождь повернулся к Председателю Совнаркома СССР Молотову и спросил:
— Как, Вячеслав Михайлович, мы подпишем документ о выделении молибдена из неприкосновенного запаса?
Молотов ответил:
— Я готов поддержать.
Все с этим согласились и через один–два дня после оформления необходимое количество молибдена было выделено по назначению.
Я рассказываю Вам столь подробно об этом эпизоде потому, что он, как мне кажется, достаточно убедительно характеризует стиль работы Сталина. К подобным совещаниям он готовился всегда тщательно и при их проведении постоянно демонстрировал большую осведомленность, интересовался всем.
Помнится, как однажды во время выступления в Кремле начальника Краснодарского нефтекомбината Апряткина Сталин спросил его о запасах нефти в недрах края. Оратор назвал 150 млн. тонн. Тогда Сталин попросил «расшифровать» эти запасы по категориям. Но ответа не получил, т. к. Апряткин был просто «не в курсе дела».