— Когда-то ты меня сюда затащил, пряча от Мясников, — тяжело дыша от не отступающего волнения, сказал Зазнайка.
— Правда? — Беляк уже и не помнил. Его мозг занимали куда более важные, по его мнению, мысли.
— В день нашего знакомства, — кивнул мальчик, — мне тогда очень понравилась эта дыра в потолке. В ту секунду я как будто прозрел.
— Но на самом деле это случилось гораздо позже, — равнодушно добавил учитель.
— Ты очень злой человек, но я тебя прощаю — ты многое пережил.
В ту секунду Беляк был готов убить Зазнайку. Хотя он никогда об этом всерьез не думал, инстинкты подсказывали ему, что если засунуть голову мальчика в воду и не отпускать пару минут, он умрет. Руки так и чесались.
— Они ведь знают об этой пещере. Мясники, — через минуту сказал Зазнайка.
— Если бы знали — уже бы пришли за нами.
— А мне кажется, знают. Это ведь они построили загон. Или их… предки. Они должны знать.
— Тогда почему мы с тобой живы? Почему «видящих», которые были до нас, не схватили в этой пещере еще до того, как мы с тобой родились, и не заложили вход в нее камнями?
Зазнайка промолчал, и Беляк не без удовольствия счел это своей победой. Но оказалось, что ученик просто думает над ответом.
— Может, они что-то проверяют?
— Что?
— Не знаю… Появление разума из ниоткуда. Ведь когда-то давным-давно, когда все были «видящими» и существовали те миры из книг, разуму учили. А тут нас ничему не учат, но «видящие» появляются.
— Да? — Беляк привстал. Несмотря на всю раздраженность, он понимал, что ученик говорит дело.
— Да. Вспомни про мальчика-волшебника. Он поехал в…
— Школу, да, но он ведь поехал учиться волшебству, а не разуму. Эта книжка — выдумка. Этого никогда не было. Ее просто придумал какой-то очень умный человек и записал.
— Откуда ты знаешь?
— Мне Старец сразу сказал, а ему его учитель, а тому его учитель. Чтобы я не начал надеяться или пугаться, что существует мир кроме нашего. Понимаешь?
Зазнайка, конечно, понимал. Он всегда понимал больше, чем Беляк думал. В этом и была проблема их общения. Беляк знал, что не может дать Зазнайке ничего нового — ученик начал учить его, как только заговорил. Это было не просто неприятно или обидно, это было так плохо, отвратительно, что хотелось убить.
— Я понял. Но лучше бы наш мир был книгой, а мир того мальчика настоящим. Я бы хотел быть его другом…
Беляк раздраженно глянул на Зазнайку и отодвинулся:
— Ты что попало говоришь! Ерунду какую-то. Уйди от меня.
— Прости, Беляк, — было видно, что мальчик очень расстроился.
— Уйди.
Спорить было не о чем, и Зазнайка молча ушел из пещеры.
5
Почему-то именно в эту спокойную ночь у Беляка не хватило сил уснуть. Да, и такое бывает с настоящим человеком — ему необходимы силы, чтобы заставить себя не думать и погрузиться в сон.
Обычно он засыпал за пять минут. Если холодно, то чуть дольше. Но в эту ночь он решил пойти в тоннель с надписью. От луны исходил тонкий витиеватый свет, который неровно падал на стену. Послания было почти не видно. Через слово Беляк мог разобрать его, но он и так знал наизусть, что там написано.
Свернувшись калачиком и стараясь, чтобы ни одна из его конечностей не попала в прохладную воду, которой с каждым днем становилось все меньше, Беляк начал рассматривать буквы. Все менялось, проходили дни, за ними недели, месяцы и годы. Старец давно стал воспоминанием, Зазнайка, как оказалось, стал теперь учителем, а не учеником, а Беляк чувствовал себя ненужным звеном в цепи событий.
Он начал было проваливаться в сон, предвкушая воспоминание о запахе теплого пота белой женщины и ее молока. И вдруг, картинка! На фоне фиалковой безоблачной выси развевающиеся белые волосы, длинные, спутанные и отливающие серым. Не его волосы, а той женщины…
Солнце уснуло, тихо в траве
Птицы молчат…
Глаз Беляка открылся, сонный, красный. Парень не сразу понял, что слышал голос в своей голове. Но голос был не его. Голос был… женский. Знакомый, даже похожий на его, но точно не собственный и точно тоньше. Что такое женский голос, Беляк плохо представлял, даже само это слово «женский» он толком не понимал. Просто где-то слышал. Давным-давно… Но где, от кого?
Женское стадо, женский загон, женский рацион. Кажется, Беляк слышал кое-какие из этих слов даже от Старца. Женщиной называли ту вкусно пахнущую теплую штуку, у которой каждый говядинец проводил первые беспамятные годы своей жизни, называемые детством.