Но это была неправда. Беляк не отзывался, потому что прятался от Хозяев, и потому что не любил общество Зазнайки. Он перестал ему нравиться, как только начал понимать человеческую речь. Но Беляк не хотел избавляться от него. Бывали, конечно, моменты, когда он хотел убить мальчика, но уж лучше убить, чем сдать Хозяевам. Подтолкнуть к страшной неизвестности. Лишиться и его после расставания со Старцем. Об этом было невозможно даже подумать.
Что теперь делать? Забыть обо всем и спокойно найти второго ученика? Он потратил на Зазнайку кучу времени, и не зря. Беляк в последний раз посмотрел на черные ворота, которые со стоном закрылись. Настала тишина. Солнце стояло высоко, облаков не было. Стадники жрали из мешков, не пользуясь руками и пили из поилок. Все было слишком обыденно, будто не случилось ничего плохого. Беляк вошел в пещеру с горьким желанием не выходить из нее никогда. Он снова почувствовал себя животным, тупым и беспомощным, и выл, и выл, пугая стадников, находящихся поблизости.
7
Прошел почти год, и Беляка заинтересовали волосы, его собственные, которые, вроде бы, всегда были, но вдруг начали чернеть. Не все, правда, а только те, что растут на теле, на руках, груди, в паху и на ногах; волосы на голове так и остались белыми. Ему показалось это странным. Три мальчика, его ученики, Дубина, Второй и Голодный, уже сносно говорили, хотя больше любили общаться жестами. Оказалось, что в большом количестве учеников есть плюсы: они не надоедали Беляку, потому что им хватало общества друг друга. Беляк стал очень нелюдимым, если так можно сказать о человеке, который и до этого был одинок. Он все чаще оставался в пещере и все реже глядел на каменную стену. Он знал, что Хозяева знают о его существовании, он это чувствовал. Зазнайка мог рассказать, но скорее всего, они уже давно догадались. Он удивлялся, что они до сих пор за ним не пришли. Наверное, о том же думал Старец.
Воспоминания об учителе до сих пор порождали боль, уже не острую, а какую-то далекую, будто это боль другого человека. И теперь он все чаще думал о Старце. Он пытался заставить себя уйти к Хозяевам. Нужно было в пятницу выйти к воротам, подойти, как Зазнайка, прямо к ним. Но теперь по пятницам он прятался глубоко в пещере. Он лежал на мокром от воды камне и читал невидимые при свете дня слова предков. «Нас растят на убой…» Слов было не видно, но Беляк давно выучил это послание. Ученики его не трогали. Второй, самый сообразительный, давно догадывался о том, что хочет сделать Беляк, и был не против — он вообще не понимал, зачем его посвятили в это «видение», как будто животу от этого стало лучше. Второй был умным и, как бы это странно не звучало, мудрым, но до Зазнайки ему было далеко.
Беляк поклялся, что сначала научит мальчишку (который был всего-то чуть меньше него самого) читать, а потом уже уйдет, если осмелится. Всегда находилось такое «если». Без букваря уроки проходили трудно, тем более не прошло и года, как он начал учить мальчиков говорить. Но ведь Второй был умнее остальных, у него и имя это было только потому, что Беляк не хотел называть его Умником, вот и пришлось придумывать другое подходящее имя. Он нашел этого мальчика вторым, после Дубины, о котором пожалел, что взял, но деваться уже было некуда. Беляк даже радовался что уйдет — не придется больше мучиться в этим дурачком Дубиной, который жутко любил играть и жутко не любил учиться. Ну а Голодный, соответственно, любил поесть, даже не похудел совсем.
Пока он думал, к нему подошел Второй и сел рядом. Беляку не очень нравилось, когда к нему так близко приближаются, но Второй бесил его не так сильно, как Зазнайка.
— Чего тебе? — спросил, наконец, учитель.
— Дубина рассказал, что у тебя до нас был еще ученик.
Беляку стало не по себе. Он отвернулся от мальчика, пока тот пытался заглянуть ему в лицо.
— Ну, был.
— И куда он делся?
— Пусть Дубина тебе и расскажет! — Беляк встал и хотел было направиться в пещеру, но там, скорее всего, и сидели его остальные ученики.
— Он не знает, расскажи ты, — наивно попросил мальчик.
Беляк оглянулся. Остальных учеников не было видно. Стадники пожирали новые порции еды. «Жратвы» — вспомнил Беляк слово Старца. Сердце снова защемило. Второй все еще смотрел на него своими мутными серыми глазами. Странно, подумал Беляк, мальчик был таким грязным, когда он его нашел, но глаза его светились. Теперь же, казалось, те знания, что посадил он в ученика, сделали его глаза грустными, замутненными, отяжелевшими. Жаль, он не помнил, как выглядел сам, когда был учеником Старца. И жаль, не знал Старца до того, как тот стал учеником Учителя. Хотя может и знал. Только забыл. Он тогда вообще ничего не помнил.