Вторая была математикой, и, как бы в подтверждение того, что внутри книги Беляка ждет мир цифр, на обложке, помимо названия, была цифра «3». Почему именно три — никто не знал, но книга показалась невообразимо трудной, даже после того, как Старец разжевал Беляку все, что сам мог понять. Первооткрыватель в математике, он очень надеялся, что его преемник Беляк поймет хоть что-нибудь, чего за свою недолгую ученую жизнь не понял он сам.
Они оба вышли из тени пещеры, которая была их домом и убежищем, и посмотрели в разные стороны: Старец на стену, а Беляк — на небо.
Тучи заволокли всю фиалковую, такую притягательную высоту. Солнца тоже не было — это и расстроило мальчика. Он надеялся, что сможет узнать время по солнечным часам.
Они представляли собой длинную кость, вкопанную в землю, вокруг которой был расчерчен круг и в равных промежутках нацарапаны всего четыре числа: «12», «3», «6» и «9». Беляк уже давно узнал, почему нужно было делать именно так.
Собственно, благодаря этим часам Старец и выбрал себе ученика, посвятив его в святые тайны уцелевших от великой (как они оба догадывались) цивилизации. Беляк тогда, около трех лет назад, промычал в сторону часов, указывая на них грязным пальцем сидевшему рядом необычайно чистому и опрятному парню, который, к его первобытному удивлению, зачем-то закрывал то самое место, которое остальные представители стада старались открывать и проветривать. Тогда парень указал на себя пальцем с обгрызенными ногтями и сказал, очень внятно: «Старец», а потом показал на тогда еще безымянного мальчика.
Тот его не сразу понял, но Старец сразу разглядел в мальчике разум. Посмотрев на его светлые длинные спутанные волосы, Старец, ухмыльнувшись желтыми, зато целыми, зубами, сказал: «Ты — Беляк».
Вокруг загона была высокая, метра четыре, стена из бледного ровного камня, похожего на тот, из которого состояла скала, ставшая для «видящих» домом. Стена окружала равнину, давая стаду пространство для довольно свободного передвижения. В центре ограждения были черные массивные ворота, казавшиеся издалека кричащим ртом. Беляк никогда не видел их вблизи. Он, повинуясь первобытному страху, не подходил к ним, а когда приходили Хозяева и забирали безмолвных не пугающихся мальчиков, Беляк всегда прятался за телами тех, кому повезло прожить еще неделю. В то время он не знал что такое неделя, но своим неразвитым мозгом понимал, что Хозяева приходят в равные промежутки времени.
В стене были выемки, через которые каждый день поступала еда в мешках. Стадникам только и хватало ума как распотрошить их и сожрать все, почти не пользуясь руками. Теперь, когда мальчик умел не только сносно разговаривать, но и читать, он не мог поверить, что совсем недавно был таким же пустым тупым куском мяса, коими являлись его соседи. За это время он похудел, на уровне инстинкта догадываясь, для чего им дают так много еды, а Старец научил его мыться, пользоваться листьями и тряпками мешковины для гигиены — даже этому слову научил его Старец. Мылись они в реке, берущей начало в вершине горы. Вода в ней была темноватой и пахла странно, но больше мыться было негде. Той воды, что была в поилках, не хватило бы, чтобы помыться, к тому же, они бы странно выглядели для дикарей. Вокруг была грязь, вонь и убожество… В этом загоне были только мужчины, точнее, мальчики, потому что старше, чем Старец тут были единицы. Старец говорил, что девочек держат в другом загоне; он был уверен, что таких мест, как это, много у Хозяев. Беляк боялся ему верить.
Старец всегда смотрел туда, куда уходила река: в стене была маленькая дыра, зарешеченная и огражденная эклектическим забором, чтобы говядинцы не подходили к ней. Страх перед смертельной стеной безмолвно переходил от поколения к поколению, и остатки людей даже не пытались понять, какая такая сила может убить их.
Беляк был благодарен Старцу, и часто думал, как же, наверное, много среди этой Говядины мальчиков, которые тоже могут выучить все то, что знает теперь он… Но как их найти, не попавшись на глаза Хозяевам? Хоть Беляк не совсем верил, Старец всегда говорил, что за ними следят, их боятся. «Боятся, что все станут такими, как мы с тобой», — говорил учитель. «И что тогда?»— с нескрываемым интересом, как и всегда, спросил Беляк. «Нас нельзя будет остановить так просто», — повторял Старец слова своего учителя, не понимая, что это значит.
— Ты помнишь свою мать? — просипел голос Старца.
Беляк удивленно уставился на учителя, но тот даже не повернулся. Он все еще старательно изучал вершины неприступных стен.
— Она была белой. Очень-очень. И глаза у нее были белые, — ответил мальчик чистую правду, почувствовав в носу такой желанный и странный запах теплого молока и женского пота.