Поживившись едой и тряпками, Беляк вернулся в пещеру. Он съел полкочана капусты, заедая сухой лепешкой. Остальное оставил на потом и собрался в пещеру.
Пещера будто вгрызалась в тело скалы, уходя в самую ее глубь, она была верным спутником тихой высыхающей реки. Беляк тихонько поплелся по берегу, инстинктивно догадываясь, что держась реки не заблудится. Пол был ледяным и немного скользким. Пройдя закоулок, где под сухой травой и камнями были спрятаны три драгоценные книги, Беляк с нарастающим ужасом подумал, что дальше этого места никогда не заходил. Пещера, его скромное и ставшее родным обиталище, совсем превратилась в тоннель. Мальчик заметил, что пол будто бы уходит вверх и элементарные пространственные понятия помогли ему догадаться, что тоннель поднимается к вершине горы. Старец говорил, что, как бы невероятно это ни звучало, реки берут начало в вершинах гор…
Вдохнув побольше влажного воздуха, мальчик осторожно побрел дальше. На пути ему встретился поворот, и за ним Беляк увидел призрачное голубое свечение. Тонкий луч падал откуда-то сверху и был почти не виден вдали, открывая, к удивлению мальчика, невероятную протяженность тоннеля. Двигаясь дальше, Беляк почувствовал, что ему не хватает воздуха, но его наивный разум не мог угадать, от волнения это или от нахождения в пещере. Тем не менее, луч приближался. Голубой, холодный, неприветливый и одинокий.
Тоннель стал у́же и теперь Беляку приходилось шлепать прямо по воде, так как берег реки в этом месте плавно перешел в стены пещеры. Сердце мальчика билось все чаще; таинственный свет приближался, стены давили на него, и дышать становилось все тяжелей. Воздух стал тягучим и липким, и тот странный запах, который исходил из воды и к которому Беляк со Старцем успели привыкнуть, усиливался с каждой минутой. Наконец, он достиг луча света. Тот словно вытекал сверху, двигался, как и вода. Завороженный, Беляк посмотрел вверх и увидел, что это всего лишь свет луны, прорывающийся сквозь небольшую дыру, через которую даже не было видно небо — только ночное светило.
Щемящее чувство счастья затопило первобытный страх перед неизведанным, и мальчик начал внимательно изучать неглубокое дно реки в поисках того, что спрятал здесь для него Старец. Но ничего не было. В этом месте не было даже песка, только отточенные водой гладкие камешки. В отчаянии Беляк перебирал эти камни в поисках хоть какого-то знака, намека на Старца, но ничего — никаких меток на камнях и на дне реки не было: все было до боли обычным…
Лунный свет потихоньку смещался, теперь он освещал не середину тоннеля, а поворачивался к одной из его стен. Беляка это очень удивило: это доказывало, что или вся гора, или луна медленно двигаются, но так как поверить в то, что целая гора может двигаться, мальчик не мог, он заключил, что движется именно луна, маленькое пятнышко на большом небе.
Поражаясь этому открытию, Беляк сел прямо в холодную воду и уставился на луч. Чтобы ничего не пропустить, он оставил ногу на том уровне, куда лунный свет только что добрался. Старец показывал ему, что солнце движется: оно приходит с одной стороны и уходит в другую и никогда не меняет направления, но мальчик не знал, что луна делает то же самое.
Пришлось долго сидеть в холодной воде, пока он не заметил, что теперь уже вся ступня купается в голубоватом ночном свете. Беляк с новой силой радовался своему открытию. «Интересно, — подумал он. — Так же чувствовали себя «первые видящие»? Неужели Старец послал меня именно за этим?» От этой мысли стало тяжело на душе, потому что Беляк понял, что это открытие должно скрывать еще одно, более важное, такое, из-за которого Старец мог захотеть уйти к Мясникам. А Беляк не мог догадаться, что же это было…
Он все сидел и думал, а луч тем временем плавно перебирался на стену, и вот, наконец, осветил большие буквы, глубоко в нее вцарапанные. Беляк подскочил, чтобы лучше их осмотреть, но тем самым закрыл лунный свет, и таинственный текст будто спрятался от него. С тяжелым сердцем мальчику пришлось сесть обратно в воду. Он знал, что у него мало времени, ведь луна неумолимо шла по своему курсу и скоро не сможет осветить послание, оставленное Старцем для ученика. В полутьме узнавать буквы было тяжелее, чем при чтении книги на свету, но Беляк напрягал зрение как мог.