Выбрать главу

Ходить на снегоступах по анизотропному снегу – сплошное мучение. Он не скользит, и каждый шаг даётся тяжким трудом. Я двигаюсь осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не кувыркнуться на границе зоны. Именно поэтому мне везёт: я замечаю то, что упустил бы при других обстоятельствах.

В снегу – за чахлым деревцем, где проходит граница между лагерной цивилизацией и свободой тундры, – отпечатался звериный след. Не косолапая пяточка евражки, не велосипедная дорожка ледового полоза – снег примял огромный хищный зверь. Большая кошка.

Отпечаток был всего один, оставшиеся три съела анизотропия. Мне повезло. Высади антиграв десятника метром дальше – и я бы ничего не увидел.

На Лангедоке не водится крупных хищников. Отпечаток был единственным на всю округу, к нему не вело других следов. Небесный Зверь опустился на равнину. Боясь поверить самому себе, я подобрался к деревцу и стал на колени.

Лапа – размером с суповую тарелку. Шесть пальцев. Когти – словно ножи. Его я узнаю из сотен других. Этот след мог принадлежать только протею.

Удача. Вторая за сегодня. Значит, мой корабль выжил в том жестоком бою. Земного протея убить чертовски трудно.

Я зачерпнул снега и присыпал след. Совершенно ни к чему охранникам его видеть. В сердце билась сумасшедшая радость.

Со мною уже было такое – там, на Южном материке. Я стоял на краю расщелины, зная, что внизу – тонны человеческих костей. Лёгкие раздирал смрад от сотен печей. Я считал дни и часы до отправки в утилизационную зону и – безумно, яростно верил, что меня минует чаша сия.

А среди оплавленного обсидиана пробивалась травинка. Блёклая, нищая и прекрасная в своём упорстве. На кончике её пламенела алая точка, полураскрывшийся бутон. Я видел её всего раз. Больше я никогда не приходил к расщелине, боясь обнаружить, что цветок погиб. Через неделю меня амнистировали. Увезли с Южного материка обратно на плантации.

Засыпав след, я подготовился к работе. На зелёные поля нельзя выходить с включенным оборудованием. Самую мощную электронику придётся снять, иначе «благодать» выгорит в считанные секунды. Хорошо хоть генератор термополя не дотягивает до критической мощности. Представляю, как бы мы выглядели без него – в тяжеленных пластиковых шубах, масках, валенках.

Я раскатал на снегу пневмобуй, накачал его. Оранжевое пятно на белой равнине видно отовсюду. Мне потребуется лишь сито и контейнер. Собирать водоросль несложно: вороши себе ситом зелёные сугробы, да временами включай режим очистки.

Вот только сито забивается быстро, и снег через него почти не проходит. А очистка тянется долго. Рано или поздно отупевший от монотонных движений каторжник начинает помогать себе рукой. Пропихивает ладонью слежавшийся ком, добавляет всё больше и больше снега. И – ошибается. Хватает мембрану пальцами.

Если это произошло, важно не психовать и не терять голову. Наноботы размножаются быстро. Нужно немедля срезать пальцы вибролезвием, что встроено в край сита. Вибролезвие – штука энергоёмкая. Включить его – значит выжечь «благодать» на сотни метров вокруг. Но если «горящие» пальцы не отсечь – это верная гибель. И тогда уж никому не важно, сумел ты сохранить собранную «благодать» или погубил. Паёк отравленному не понадобится. А умирать неудачник будет несколько дней. Истекая жёлтой пеной, оплывая, как весенний сугроб.

Сито зачерпнуло тонкую зеленоватую плёнку на поверхности. Я обобрал изумрудный «пушок» и двинулся к «вене» – так на жаргоне каторжников называется основная колония водорослей. Если напрячь воображение, можно и в самом деле углядеть на снегу картинку из анатомического атласа: аорты, вены, сеть кровеносных сосудов. Если возможна, конечно, кровь зелёного цвета.

Я повернул ободок и легонько встряхнул сито. Изумрудная пена таяла на мембране, уходя в накопитель. Пока сито чистится, есть время для размышлений. И воспоминаний.

Видел ли кто-нибудь след протея? Пилот антиграва мог обратить внимание. Это опасно. Особенно если пилот – из бывших защитников орбиты, за какую-нибудь провинность сосланный на каторгу. Как выглядит протей клана «мантикора» ему объяснять не надо. А уж что может натворить корабль противника, прорвавшийся на важный стратегический объект, – сами додумывайте.

Лангедок важен для рунархов. За время войны орбитальные станции несколько раз переходили из рук в руки. «Погибельный трон», станция, располагающаяся в астероидном кольце, до сих пор в руинах. Его и восстанавливать не пытаются. Зато трирем и квинтарем рунархи в систему согнали – песчинке незамеченной не пролететь.

Без «благодати» Земле придётся туго. Обучение новых срединников, месмеров, кинетиков уже приостановлено. Все ресурсы идут счётчицам – без них невозможно пилотировать новейшие линкоры.

Времена, когда компьютеры управляли кораблями лучше людей, давно в прошлом. Машины подсчитывают, а счётчицы заранее знают результаты всех вычислений, какие только можно вообразить.

Я хорошо помню времена обучения на срединника. Теоретически можно пройти по этой дорожке без «благодати». Но только теоретически.

На деле это потребует невообразимого напряжения воли. Умения концентрироваться, превращаться в вещь, точку, звук. Вряд ли кто-то способен на это от природы. А ошибок быть не должно: одна неудача, и процесс придётся начинать заново. Хорошо, если курсант останется жив и в своём уме. Одного неудачника я знал: он писал по эфиросети письма Пиковой Даме. Гйрманом его звали.

Сито щёлкнуло. Я отсоединил накопитель и пристегнул к поясу. Стараясь поддевать ситом самый край зелёных лохмотьев, я зачерпнул снег. Примял ладонью. Руки уже давно перестали мёрзнуть – привык. В животе голодный ком, тело лёгкое, кажется: швырни сито – и полетишь вслед за ним, если отпустить не успеешь. После лечения всегда так. А ведь утром я даже ходить почти не мог.

Ещё ком снега. Ещё прядка.

Интересно, мог ли я спасти протея?

Рука, мягко проталкивающая в сито белую крупу, резко провалилась. От резкой боли я едва не вскрикнул. Ладонь скрутило. Я тупо стоял и смотрел на кончики пальцев. Рука наливалась огнём.

Замок хромого короля

Глава 1. Императорский Визионер

Если бы у кораблей были души, главными на флоте считались бы не земные счётчицы и не рунархские друзья автоматов. Главными были бы мы – срединники. Имплантаты, прямой канал связи с компьютером – всё это ерунда по сравнению с единством душ.

Говорят, искусственный разум и душа – вещи несовместимые. К кораблям класса «Протей» это не относится. Сама основа их существования была заложена ещё нашими предками. Их мифологией. Страхом перед демонами, обитающими во тьме.

Для людей, живущих в колониях, понятие «Первое Небо» абстрактно. Земля воспринимается далекой-далёкой, даже если до прародины человечества не больше семидесяти пяти световых лет.

Когда я впервые встретил землянина, мне было пятнадцать лет. Я жил в интернате на Разбитом Сердце – одном из островов Каза. Каз, родная моя планета, обращался вокруг Wolley 9027, звезды, по своим параметрам близкой к Солнцу.

А началось всё с того, что я пропал. Ничего удивительного: воспитанники в интернате исчезали постоянно. Детьми мы объясняли это происками Страшного Скелета Смерти. Став постарше, перешли на злых шпионов. Это всё ерунда. Из моего выпуска лишь мне удалось встретить виновника исчезновений.

Чёрные силуэты сосен качались над корпусом. Где-то кричала ночная птица. Голос её отзывался восторженными мурашками по спине. Мы жили в походных условиях – так полагалось. Учителя говорят, что на многих планетах условия жизни ещё хуже. То есть хуже, чем на Казе. И нам надо благодарить правительство за то, что мы имеем.

Не знаю. Мне наш интернат в лесу нравился. Сам по себе, без всякого правительства.

Я возвращался из самоволки. То есть после ночного купания в озере. Я поспорил с Валькой из пятого номера. Вообще-то он меня на слабу взял. Но кого это волнует? Поспорил – иди. Зато мне достанется картридж с «Тремя мушкетёрами» и его десантный фонарик.