Выбрать главу

– Ничего. Возвращаемся на катер, там посмотрим.

– Слава богу, – не сдержал вздоха облегчения Альберт. – На катер.

Не знаю, как он умудрялся горбиться в экзоскелете, но у него получалось. Полегче с ними надо… Всё-таки у меня в компании не экзоразведчики, асы дальнего космоса, а обычные люди. Даже со скидкой на их природу.

Обратный путь оказался тяжелее, чем дорога к горе. Да, нести надо было меньше, и с «упырями» мы освоились, но часы, проведённые в зоне безразличия, сделали своё дело. Мы едва передвигали ноги. Наши экзоскелеты, чуя состояние хозяев, двигались замедленно. Когда визоры «упырей» зафиксировали спрятанный во льдах катер, никто даже не обрадовался.

На борту я ещё раз объяснил, как снимать-надевать костюм. К моему удивлению Альберт повторил процедуру, ни разу не ошибившись. Хорошо, завтра посмотрим. Я раздал пайки, а сам запустил обработку записи, сделанной в пещере. Мы уютно расположились в креслах и принялись хлебать горячий фасолевый супчик.

– Хм… – пробормотал Альберт. – Бобовые лепёшки под соевым соусом… Гороховый кисель. Они что, вегетарианцы?

– Не совсем. Чувствуешь, что-то хрустит на зубах? Это мясо.

На меня посмотрели с подозрением:

– Это шутка?

– Никаких шуток. Лионесцы отличные фермеры. Но животноводство у них подкачало. Поэтому они не используют пестицидов, а собирают вредителей руками. Саранчу потом перерабатывают на мясную пасту.

Лицо Хаалы приобрело нежно-зелёный оттенок. Она отставила банку в сторону.

– Другого ничего нет, – предупредил я. – Вино будешь?

Вина монахиня выпила. Видимо, её религия не запрещала. На вкус оно напоминало густой шоколадный ликёр, и это естественно: гнали-то его из бобов какао. Меня всегда удивляла страсть лионесцев к приторным напиткам. В других культурах – на Земле, Казе – сладкие вина считаются женскими. На Лионессе наоборот: громила в шрамах и наколках будет пить ликёр. А вот женщины, наоборот, предпочитают коньяк.

Терминал выдал оранжевый огонёк. Обработка записи закончилась. Можно было начинать просмотр. Я приложился к фляжке с вином. В нос шибануло мускатом и корицей, напоминая нечто полузабытое из детства. Тёплая волна пошла по телу, расслабляя уставшие мышцы. Я включил воспроизведение и откинулся в кресле. Хорошо…

Перед глазами замелькали знакомые ледяные коридоры.

Пещера оказалась крупнее, чем я думал. Прибор ночного видения выхватывает из темноты лишь самое основное. Всё остальное можно узнать, лишь просмотрев реконструкцию записи. Я менял виртуальные источники освещения, приближал и удалял картинку, рассматривал сколы камня при большом увеличении. Как я и ожидал, мёртвого лица на реконструкции не оказалось. У меня попросту сдали нервы.

– В жуткое место ты нас привёл, – сказала монахиня. – А куда ведёт ход?

– Это нам придётся выяснить. Советую поспать хорошенько: завтра будет тяжёлый день.

* * *

Тяжёлому дню предшествовала тяжёлая ночь. Мне впервые за последние недели снился Лангедок. Точнее – санблок. Я плыл в облаках пара, среди измученных рунари. Не помню, о чём я просил их. О любви? Прощении? Понимании? Рунари шарахались от меня, словно от прокажённого. В клубах пара мелькнуло отчаянное лицо Весенней Онхи – пустое, ветхое, словно разодранный мешок.

А потом я безо всякого перехода оказался в пещере. Пещера эта одновременно была трубчатым холмом – местом для ночлега. Я стоял у подножия, не зная, куда податься. Все трубы были заняты; в каждой лежал полупереваренный мертвец. Они не пускали меня – ведь я‑то всё ещё был жив.

Когда я проснулся, сердце бешено колотилось. В катере стояла духота – кондиционер почему-то не работал. Я поднёс к лицу руку с часами. На циферблате высветилось 15:83. Несколько секунд я тупо смотрел на эти цифры, а потом до меня дошло. Конечно, по корабельному времени «Красотки Игрейн» стоит глубокая ночь. Я проспал всего часа три.

Терминал пилота горел приглушённым золотистым светом. Рядом сгорбилась тёмная фигура. Альберт просматривал сделанную в пещере запись. Он так увлёкся, что не заметил, как я подошёл.

– Не спится, парень? – Я положил руку ему на плечо. Альберт вздрогнул:

– Андрей?! Фу, напугал…

– Извини, – я уселся в соседнее кресло. – Полуночничаешь?

Он отвёл взгляд:

– Да… Дурь всякая снится. Я рунархов видел… новых… Мёртвыми.

Мы оба замолчали. По негласному уговору мы избегали обсуждать эту тему.

– Я вот что не понимаю… – первым нарушил он молчание. – Видишь стену? – кивнул на экран.

– Вижу.

Он погладил пальцем рычажок прокрутки. Стена чуть отодвинулась, повернулась. Интересно, когда он успел так наловчиться в обращении с виртуальной камерой?

– А теперь с этого ракурса.

Хаотичные буро-зелёные пятна слились воедино. Из них проступило лицо: на нас скорбно смотрел Джиттоля.

– А вот ещё. И ещё…

Камера металась по пещере, выхватывая изображения. Словно на картинке из старинного журнала. «Найди спрятавшихся здесь людей». Мертвецы были нарисованы, вырублены в камне, составлены из осколков камней. Золотистая Вери, Велиаджассен, капитан Ламберт… Изодранное лицо Дэна.

Иртанетта.

– Вот она. Видишь? – проговорил Альберт, с отчаянием глядя на меня. – Ну почему, откуда? Не было её здесь! Не было!

Я вновь проснулся. Боль оседала в сердце, не давая вздохнуть. Я поднёс к глазам часы. 2:38, третий час стандарт-ночи. Выждав на всякий случай немного, вновь глянул на экранчик. Цифры не изменились. Значит, на этот раз я не сплю.

Я осторожно поднялся и направился к пилотскому креслу. Послышалось сонное бормотание, вздох. Моим спутникам тоже приходилось несладко. Альберт скулил, Хаала плакала, бормоча незнакомые слова. Мёртвый язык, нам рассказывали о нём в школе. На Крещенском Вечерке, говорят, он в ходу.

Перед тем как включить запись, я несколько минут сидел неподвижно. Иртанетта во сне выглядела взрослой, жаль, что я не запомнил её лица. Интересно, сколько ей сейчас? Восемнадцать? Двадцать? Время в Лоноте идёт медленнее, чем у нас.

Пошла запись. Мерцание переливчатых бликов наполнило пещеру. Искры змеились по сколам льда – фильтр «китайские фейерверки». Вот тут-то и возникла первая проблема. Какие источники освещения использовал во сне Альберт?

Факелы? Армейский прожектор? Лунный свет?

Мне определённо недоставало его мастерства. Я умею работать с виртуальным пространством, но не настолько хорошо. Вот и сейчас: условия вроде бы совпадают, но стены пещеры мертвы. Ни картин, ни барельефов с мертвецами.

Значит – обошлось. Бывают, доченька, и просто сны… Перед тем как выключить экран, я последний раз осмотрел пещеру.

На границе неисследованного пространства стоял манекен. Болванка, грубо напоминающая очертаниями человеческое тело. Ни лица, ни деталей одежды – только гладкий торс да шар вместо головы. Видел я его лишь миг, после чего настройка сбилась. Сколько я ни пытался повторить картинку, так ничего и не вышло.

Глава 8. Лица на стенах

Невыспавшиеся люди жестоки. Особенно Хаала.

– Какой-то ты сегодня… – начала она и задумалась. Грустный? Весёлый? Больной? Невыспавшийся? Альберт весь сжался в ожидании приговора.

Я не стал ждать, что она придумает.

– Подай вон ту коробку, пожалуйста. Мы сейчас поедим, и он станет позавтракавший.

Хаала мрачно протянула мне коробку с рационами.

– Опять полезем под землю?

– Да. Пещеру надо исследовать.

Вскрываю банку, болтаю ложкой в дымящемся вареве. Среди звёздочек моркови, крохотных луковичек и полумесяцев картошки всплывают фасолины в фиолетовых завитушках узоров. Каждая фасолина – модель вселенной. От аромата горячего супа бурлит в животе.

– Далась она тебе. Что ты там ищешь?

– Там труп, – Альберт облизывает ложку. – Скелет на ящиках с золотом. Андрей его когда-то прирезал, а теперь вернулся за деньгами.

– Там человек, – объясняю я. – Такой же человек, как вы и я… Нет, скорее, как вы. Когда найдём его, я всё расскажу.