Они смерили друг друга неприязненными взглядами и отвернулись, явно не собираясь забывать о взаимных обидах. Ночь должна бы приглушить страсти, но этого не случилось.
С заходом солнца ветер усилился. Он гнал пыль с вершин холмов и кружил ее по лощине. Я бы не стал обращать на него внимания, но сухой гром, забормотавший вдалеке, прогнал всякую мысль о сне. Я лежал, закутавшись в плащ, прислушиваясь к надвигающейся буре, и мне вдруг показалось, что я слышу звук колокола, которым монахи созывают братию на молитву.
Звук и не думал стихать, наоборот, он становился громче. Я встал и поднялся по склону, чтобы осмотреться. На вершине стояла темная фигура, закутанная в плащ. Прежде чем я узнал Передура, он резко развернулся и врезал бы мне кулаком в челюсть, если бы я не отшатнулся.
— Эй, парень, мир! Это я, Галахад.
— Прости меня, господин, — сказал он с облегчением. — Я не ожидал, что ты не спишь.
— Меня разбудил колокол, — пояснил я. Видя удивление молодого воина, я добавил: — Ну, такой монашеский колокольчик. Звонит как будто совсем рядом.
— Вот те раз! — сказал он, качая головой. — А меня разбудило пение. Никакого колокольчика я не слышал.
Я в свою очередь с удивлением воззрился на него. Но лица в темноте разглядеть не мог.
— Пение? Кому здесь петь?
Странно, как только я произнес это слово, явственно послышался медленный напев, как в церкви на молитве. Решив, что слышу колокол, я, наверное, не обратил на голоса внимания, но теперь и у меня сомнений не было. Только вот Передур утверждал, что его разбудило именно пение. И, похоже, был прав.
Пока мы стояли в ночи под ветром, из-под низко летящих облаков выглянула луна, бросая на безрадостный пейзаж бледный водянистый свет. Опять зазвонил колокол, и пение стало громче. Я повернулся в направлении звука, но ничего не увидел.
— Вот они, — выдохнул Передур, наклонившись ко мне. — Восемь. Я их вижу.
— Где? — Я не понимал, о чем он говорит.
— Там! — Передур положил руку мне на плечо и развернул туда, куда смотрел сам. Теперь и я увидел восемь огоньков на вершине соседнего холма. Честное слово, всего мгновение назад никаких огней не было! И, тем не менее, они были там, неторопливо покачиваясь на гребне холма. Я понял: это факелы, мы просто не видим пока тех, кто их держит. Пение и звук колокольчика приближались.
— Не самая лучшая ночь для путешествия, — пробормотал я.
— Кто бы это мог быть? — спросил Передур, а затем предложил взять оружие и посмотреть.
— Не стоит. Они и так идут сюда. Просто подождем.
Мы ждали и скоро уже видели смутные очертания фигур, освещенных слабым светом факелов. Они приближались, ненадолго скрываясь из виду, когда спускались в лощину. Теперь я отчетливо различал восемь человек с факелами, и еще одного, шедшего впереди с колокольчиком — монахи, как я и предполагал, в рясах, развевающихся на ветру. Они пели на латыни, а передний так усердно звонил в колокольчик, что, казалось, совсем не замечал нас. И это было странно. Я бы на их месте немало удивился, встретив в холмах двух воинов.
Они шли и пели тихими заунывными голосами, с трудом переставляя ноги. Пыль, поднятая порывистым ветром, окутывала картину грязной пеленой; казалось, что монахи плывут в облаке пыли. Решив, что они уже достаточно близко, я вышел из темноты, подняв руки, показывая, что у меня нет оружия.
— Мир вам, добрые братья, — звучно произнес я сквозь завывание ветра.
Я вовсе не хотел напугать их, но у любого, неожиданно встретившего незнакомого воина посреди ночи в безлюдном месте, сердце забилось бы чаще. Но монахи просто остановились, причем в тот же момент, как услышали мой голос. Такое впечатление, что мое появление не стало для них неожиданностью.
— Привет вам, — крикнул я, подходя ближе. Они повернулись на звук моего голоса, и я только теперь увидел, что их лица скрыты повязками, словно все они были недавно ранены.
И они молчали! Шипели факелы, стонал ветер — и это были единственные звуки во всем мире. Так мы и стояли, разглядывая друг друга — Передур и я с одной стороны, девять монахов в рясах— с другой.
— Что вы делаете здесь в такую ненастную ночь? — спросил я наконец.
Ответил мне первый монах с колокольчиком.
— Мы идем поклониться нашему господину, — провозгласил он. — Близится время нашего освобождения.
— Мы проехали сегодня немало миль, но ни церкви, ни часовни поблизости не встретили. Где ваше аббатство?
— Наш храм под холмами, — голосом, хриплым, как отдаленный гром, ответил он.
— Мы тоже чтим Христа, — миролюбиво сообщил я. — Наш лагерь рядом. Можете отдохнуть у нашего костра.