Ничего не произошло. Дверь даже не шелохнулась.
– Думаю, тебе будет проще открыть ее, если ты потянешь на себя, – сказала Королева.
Количество урожденных жителей Атлантиды, которым довелось побывать в зарегистрированном офисе, весьма невелико, но все же не настолько мизерно, как количество тех, кто когда-либо хотел побывать там. Что же касается количества тех, кому удалось оттуда выбраться, то здесь нет достоверных статистических данных. Помощник взглянул на Королеву с глупой улыбкой, промямлил что-то вроде «гораздо лучше… где-нибудь в Филадельфии…» и, споткнувшись, вошел внутрь.
– Имя.
– Джон Уилкинсон.
– Род занятий.
– Налоговый инспектор.
– Благодарю вас, присядьте, пожалуйста, вон там, вами займутся через несколько минут. Следующий, пожалуйста. Имя.
– Станислав Собиески.
– Род занятий.
– Таможенный чиновник.
– Благодарю вас, присядьте, пожалуйста, вон там, вами займутся через несколько минут. Следующий, пожалуйста. Имя.
– Ли Чань Сэн.
– Род занятий.
– Работник таможни.
– Благодарю вас, присядьте, пожалуйста, вон там, вами займутся через несколько минут. Следующий, пожалуйста. Имя.
– Франсуа Дюбуа.
– Род занятий.
– Таможенный чиновник.
– Благодарю вас, присядьте, пожалуйста, вон там, вами займутся через несколько минут. Следующий, пожалуйста. Имя.
Четвертый человек ухмыльнулся.
– Угадайте, – предложил он.
Девушка за конторкой не подняла головы. У нее впереди было еще двенадцать тысяч пятьсот семнадцать менеджеров-практикантов, и она уже заранее чувствовала подступающую головную боль.
– Я не угадываю, – произнесла она. – Люди сами мне говорят. Имя.
– Вайнахт, – сказал четвертый. – Меня зовут Клаус фон Вайнахт.
– Род занятий.
Фон Вайнахт рассмеялся. Он смеялся так громко, что его было слышно по всей приемной, и двенадцать тысяч девятьсот девяносто девять таможенных чиновников подняли головы, чтобы посмотреть на него. И то, что они увидели, заставило их вернуться на тридцать лет назад…
…к ребенку, наполовину очарованному, наполовину испуганному, одним глазом подсматривающему из-под одеяла за лезвием света под дверью. К этой тишине, которую можно было услышать, темноте, которую можно было увидеть, спокойствию, которое можно было осязать; к наполовину воображаемому стуку копыт и перезвону колокольчиков среди невыразимой тайны ночи.
– Ну что ж, – проговорил фон Вайнахт, откидывая свой капюшон, – можно сказать, разносчик.
Стоя в дверном проеме, Королева глядела во все глаза.
– Ты! – произнесла она.
Бедевер поднял голову и рассеянно улыбнулся.
– Да, – ответил он. – Давненько не виделись.
Несколько секунд Королева колебалась; затем она повернулась и зарычала:
– Стража!
Бедевер покачал головой.
– Прошу прощения, – сказал он, – но боюсь, это не сработает. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты совершенно не умеешь подбирать кадры. – Он показал на бесчувственное тело помощника, свернувшееся возле двери. – Остальные разбежались, – пояснил он, – и я не думаю, что этот находится в том состоянии, чтобы быть для тебя полезным. Я пришиб его дверью, – добавил он.
Королева опустила взгляд и увидела на полу осколки фарфора. Она улыбнулась.
– Ничего, – сказала она. – Там, где это взято, осталось еще достаточно.
– Дверей или телохранителей?
– И тех, и других, – ответила Королева, – хотя я думала скорее о вазочке. Честно говоря, эта вазочка была мне особенно дорога. Она была в нашей семье на протяжении нескольких поколений, и…
Бедевер был поражен.
– Она настолько старая? – удивился он. – Ну ничего, не расстраивайся. Не разбив яйца, как говорится…
Королева весело рассмеялась.
– Совершенно верно, – проговорила она и присела на картонную коробку. – Итак, – продолжала она, – что я могу для тебя сделать?
Бедевер взглянул на нее, и его лицо неуловимым образом изменилось. Исчезло то несколько глуповатое выражение, которое всегда было предпоследней вещью, стоявшей перед глазами Туркина, когда он засыпал; его место заняла мягкая, но неуклонная решимость, какую можно наблюдать на лице человека, который при необходимости готов переломать вам руки и ноги, но сделает это с подобающей торжественностью и соблюдением приличий.
– Я хочу вернуть свои деньги, – сказал он.
Рот Королевы широко раскрылся, и в первый раз с той поры, когда грот[7]* был изъят из обращения, она не нашлась, что сказать.
– Прошу прощения? – это было единственное, на что ее хватило.
– Да, ты должна просить прощения, – сурово отвечал Бедевер. Он немного помолчал и затем добавил: – Ты ничего не помнишь, не так ли?
Королева покачала головой.
– Честно говоря, – ответила она, – нет.
Бедевер нахмурил брови.
– Замок, – сказал он. – Пустынная безлюдная равнина где-то в центре Бенвика. Темная ночь, гроза, дождь хлещет потоками, молнии оплетают башни. Молодой и наивный рыцарь, безнадежно сбившийся с пути – ему было дано задание отвезти месячный заработок его семьи от красильных работ и положить деньги в банк в Райдихене. Рыцарь видит замок, восклицает «слава тебе, Боже!» и просит пристанища. Кастелянша замка приглашает его внутрь и оказывает ему должный прием. Его встречает свет, тепло и пища. А затем…
Гримаса боли на мгновение исказила лицо Бедевера, но он стиснул зубы – так крепко, словно рекламировал новейший суперклей.
– Проснувшись утром, – продолжал он, – рыцарь обнаруживает, что замок исчез. Вместе с ним исчезли и его деньги. Рыцарь лежит среди болотистой пустоши, и при нем нет ничего, кроме его кольчуги и сертификата на двадцать тысяч простых акций «Золотоносные Поля Лионесс plc» в три марки каждая. Он возвращается домой. Он объясняется как может. Ошеломленное молчание; затем упреки, обвинения, «как ты мог так поступить?»…
Бедевер тряхнул головой и испустил тяжкий вздох. В его глазах стояли слезы, но лицо его было мрачно, как лицо самой смерти.
– Молодым рыцарем был я, разумеется, – сказал он. – И конечно, ты не помнишь этого, да и как ты можешь помнить? Еще один день, еще один простофиля. Но для нас это звучало по-другому. Мы не могли себе этого позволить. Черт подери, нам вполне хватало трудностей нашего ремесла! Боже мой, подумать только, как они изворачивались и выгадывали, чтобы иметь возможность отправить меня в Ecole des Chevaliers! Это разбило нашу жизнь, понимаешь ты, разбило вдребезги. Моему отцу пришлось наниматься учителем фехтования. Моя мать была вынуждена позировать для иллюстрированных манускриптов. И будь добра, окажи мне любезность не пудрить нос, когда я с тобой разговариваю!
Королева со щелчком закрыла пудреницу и подняла голову.
– Прошу прощения, – сказала она. – Я немного отвлеклась. Ты, кажется, говорил о том, что хочешь вернуть какие-то деньги?
Не в силах вымолвить ни слова, Бедевер полез в карман куртки, достал оттуда сложенный листок и с негодованием швырнул его на пол. Королева, нагнувшись, подняла его.
– Ах, боже мой! – сказала она. – Как давно это было! Двадцать тысяч акций! – она хихикнула, но тотчас же взяла себя в руки. – В те времена это было потрясающе удачным капиталовложением. Думаю, они пытались собрать спасательный пакет.
– Это меня не интересует, – прорычал Бедевер. – Мои деньги, попрошу. И немедленно.
Королева приподняла бровь.
– Мне очень жаль, – сказала она, – но ничего нельзя сделать. Существует такая вещь – мерзкая штука, но с ней, к сожалению, приходится считаться, – которая называется ограниченной ответственностью. Это означает…
– Спасибо, я знаю, что это означает, – прервал ее Бедевер зловеще мягким тоном. – Это означает, что ты можешь делать все что тебе угодно, а потом спокойно смыться как ни в чем ни бывало…
– Именно, – Королева беззаботно кивнула. – Это краеугольный камень предпринимательской экономики.