Вот тут-то и появилась первая нестыковка. Похищены были три журнала: Алешкиного класса, моего и шестого «А». Но если два журнала имело какой-то смысл утащить - по количеству в них двоек, то в шестом «А» оценки у всех ребят были вполне приличные. Этот класс недавно сформировали из какого-то расформированного частного лицея. В нем учились примерные детки престижных родителей. В этом классе и четверки-то были редкостью.
– Для отвода глаз сперли, - предположил Алешка. - Чтобы никто сразу не догадался.
В нашем классе никто не вызвал моего подозрения. Я хорошо знал своих одноклассников. Это были серьезные и умные личности. И никто из них на такую глупость не решился бы. Даже временно неуспевающие.
А вот у Лешки полкласса с удовольствием сперли бы журнал. Хотя бы назло директору. И чтобы подразнить Любашу.
Поразмыслив таким образом, мы с горечью убедились, что классический путь (кому выгодно) - не для нас, слишком он сложный и длительный. Потому что спереть журналы было выгодно очень многим ученикам.
Тогда мы решили пойти своим путем: выяснить, кто бы мог это сделать.
Поразмыслив и таким образом, мы с еще большей горечью убедились, что утащить журналы мог любой из нас. У каждого могли найтись для этого свои тайные причины. И свои возможности…
Глава III
ПОДОЗРЕНИЯ
Вообще-то в школе нам жилось неплохо. У нас сложился, как говорит Бонифаций, здоровый социально-психологический климат. И, честно говоря, подозревать кого-то, выискивать среди добрых и честных людей недоброго и нечестного было не очень приятно. Даже немного противно. Все равно что за кем-то подглядывать. Но Лешка легко развеял мои сомнения и устранил душевные терзания. Он это умеет: из сложного делать простое, из непонятного - ясное и четкое. Он сказал:
– Дим, зачем нам думать плохо обо всех? Нужно узнать, кто украл журналы, и тогда мы будем думать плохо только о нем. А об остальных опять будем думать хорошо.
Да, Алешка живет в каком-то своем мире. Более чистом и честном, чем окружающая действительность. У него все просто и понятно, черное и белое. Белого побольше, а черного совсем чуть-чуть.
И потому он с азартом принялся «вычислять» того нечестного человека, который заставлял подозревать в нечестности весь наш дружный коллектив педагогов и учащихся.
Этот коллектив возглавлял директор. Раньше он командовал 107-м гвардейским стрелковым полком и при всяком удобном случае говорил зычным командирским голосом:
– Это глубоко символично, что наша школа носит тот же порядковый номер. Я из нее сделаю образцовое подразделение.
– Строем будем ходить? - обязательно спрашивал при этом кто-нибудь из дружного коллектива.
– Не обязательно строем, - отвечал бывший командир полка. - Но, во всяком случае, куда надо! И в ногу!
Под его командованием школа действительно шла куда надо - к знаниям, успеваемости, дисциплине. Правда, и в этом строю были отдельные личности, которые шли не в ногу: несколько младших классов, два средних и почти все старшие.
Но и среди педагогического состава и технического персонала были личности, которые не совсем соответствовали социально-психологическому климату коллектива. Например, Пан Спортсмен - преподаватель физкультуры в старших классах. Здоровенный такой детина и откровенный бездельник. Он ходил по школе в спортивных штанах с лампасами и с секундомером на пузе. А все наше спортивное обучение сводил к бегу на длинные дистанции - круг за кругом по школьному стадиону.
– Засекаю время! - кричал Пан Спортсмен и поднимал над головой секундомер. - На старт! Внимание! Пошел! - и уходил в буфет пить кофе «Пеле».
Мы не спеша делали круг-другой и до конца урока разбредались по своим делам. А перед самым звонком возвращались и делали вид, что, падая от усталости, завершаем последний круг.
– Молодцы! - Пан Спортсмен щелкал кнопкой секундомера. - Сорок кэмэ пробежали. Марафонскую дистанцию. Я из вас Пеле сделаю.
Последняя фраза звучала, как угроза, потому что в нашей школе с гуманитарно-литературным уклоном мало кто знал футболиста Пеле, а кофе «Пеле» все знали.
Этот кофе закупил для школы по дешевке наш охранник по прозвищу Фига. Он совмещал с охраной обязанности завхоза и все время старался делать для школы закупки всяких нужных вещей через своих знакомых, по низкой стоимости. И соответствующего качества. Вот когда настала пора менять в здании отопление, он закупил такие новые и блестящие трубы, что их прорвало при первой же пробной топке. Так же и с кофе. Он был такой просроченный и невкусный, что его пили только Пан Спортсмен и Фига. Пан Спортсмен - от скуки, Фига - из принципа и для примера.
Вообще он очень вредный был. И не столько нас охранял в школе, сколько школу от нас. Любимое его занятие - не впускать опоздавших на уроки. Даже если примчался через секунду после звонка, уже упрешься лбом в запертую дверь. И уж тут звони, стучи, кричи - ни за что не откроет. А лишь, усмехаясь, показывает через стекло большую злорадную фигу.
Исключение он делал в таких случаях только для Толяна Жучкова и еще троих деток из шестого «А»: для своего собственного сыночка, для доченьки Пана Спортсмена и какого-то незаметного паренька - Витьки Орликова…
На этом месте наши рассуждения прервались самым естественным путем. До нас дошло, что, во-первых, мы так и сяк прикидываем возможные кандидатуры на роль похитителя журналов, исходя не из железной логики и здравого смысла, а из своих необъективных антипатий. Да, мы выбрали самых несимпатичных нам людей. Но это вовсе не значит, что они самые нечестные.
А во-вторых, наконец-то дошло до нас: зачем кому-нибудь из учителей красть журналы? На этот вопрос ответа не было. (Честно говоря, он был. Но, надо признать, мы нашли его далеко не сразу).
Впрочем, эти размышления натолкнули нас на одну зацепку. Ведь совершить «этот акт беззакония» можно было только тогда, когда учительская была пуста.
В последние дни такое случилось дважды. Когда опять прорвало новые, только что установленные трубы отопления и когда в школу проник отец Толяна Жучкова.
Путем «оперативной разработки и привлечения агентуры», то есть настойчивыми расспросами (даже среди педагогического состава и технического персонала), мы получили первые результаты. В поле нашего зрения попали трое подозреваемых: Толян Жучков, Корзинкина и конопатый Плотников.
Корзинкина была довольно симпатичной, но хитрой и любопытной личностью. Ее любопытство не было безобидным. Она вынюхивала всякие секреты для того, чтобы извлечь для себя пользу путем примитивного шантажа.
– Козлов, - приставала она, - твои родители знают, что ты разбил две лампы в спортзале?
– Нет еще, - пугался Козлов.
– Могут узнать, - ехидно намекала Корзинкина. И открытым текстом требовала мзду за молчание.
Ее не любили и побаивались.
А конопатый Плотников был обыкновенный хулиган. Он хулиганил из любви к искусству. Не для выгоды, а для удовольствия.
И вот что нам удалось установить. Когда в учительской прорвало трубы и ее, к нашей радости, залило горячей водой… Когда из ее окон повалил белый густой пар… Когда в кабинет химии хлынули потоки кипятка… Когда учителя эвакуировались в коридор и выливали там воду из своих портфелей, сумок и обуви, в непосредственной близости от места происшествия были замечены шантажистка Корзинкина и конопатый хулиган Плотников. Они вроде как бы помогали выносить из заливаемого помещения ценные вещи: облысевшее чучело белки, пустой аквариум с треснувшим стеклом, дырявый глобус. И вполне в этой суматохе кто-то из них мог сцапать журналы. Правда, Андрюха Плотников скорее сам бы устроил наводнение, чем стал бы ликвидировать его последствия, а любопытная Корзинкина вполне удовлетворилась бы простым просмотром журналов. Но мы этих «кандидатов» все-таки взяли на заметку для дальнейшей «разработки» как подозреваемых и не имеющих алиби.