Он шагал за Моногэном и Монро, они прошли мимо дежурного сержанта, потом по узкому, полутемному коридору, вдоль которого тянулись скамьи. Из-за запертых дверей доносился стук пишущих машинок. То тут, то там в коридоре мелькали мужчины в рубашках с короткими рукавами и с пустой кобурой под мышкой. Казалось, вокруг происходит какой-то бессмысленный спектакль: звонили телефоны, мужчины таскали папки из комнаты в комнату, собирались возле автоматов с газводой – и все это в смутном полумраке интерьера под стать Данте.
– Садись, – сказал Моногэн.
– Отдохни, – добавил Монро.
– Лейтенант диктует рапорт. Сейчас освободится и примет.
Что бы там лейтенант ни диктовал, после часа ожидания Клинг пришел к выводу, что это не рапорт. Скорее это был второй том его автобиографии “Годы службы”. От надежды успеть на свидание с Клер он давно отказался. Было уже шесть сорок пять, и время живо бежало дальше. Хотя, если повезет, он ещё мог застать её в колледже. Надеялся, что она сжалится над ним и немного подождет. Хотя рассчитывать на это, принимая во внимание её неохотное согласие на свидание вообще, особенно не приходилось.
Клинг нетерпеливо взглянул на часы.
В восемь двадцать он остановил в коридоре какого-то типа и спросил, откуда можно позвонить. Тот кисло взглянул на него и сказал:
– Лучше дождитесь, когда вас примет лейтенант. Он диктует рапорт.
– Какой рапорт? – взорвался Клинг, – о том, как сперли патрульную машину с рацией?
– Что? – переспросил тип. – Ага, понял. Очень остроумно. – И пошел к автомату с газводой. – Пить не хотите?
– Я с обеда ничего не ел, – сказал Клинг.
– Выпейте немного воды и обманете желудок.
– А сухую корочку к воде не подадите? – съязвил Клинг.
– Что? – переспросил тот. – Ага, понял. Очень остроумно.
– Как долго ещё он будет диктовать?
– Бог его знает. Он медленно диктует.
– Давно он тут начальником?
– Лет пять, десять… Не знаю.
– А где служил перед этим? В Дахау?
– Что? – переспросил мужчина… – Ага, понял.
– Очень остроумно, – сухо добавил Клинг. – Где Моногэн и Монро?
– Ушли домой. Они уже наработались. Сегодня у них был тяжелый день.
– Послушайте, – сказал Клинг, – я есть хочу. Не могли бы вы его немного поторопить?
– Лейтенанта? – переспросил мужчина. – Я – поторопить лейтенанта? Господи, смешнее этого я никогда ничего не слышал.
Покачав головой, он удалился по коридору, ещё раз с сомнением оглядываясь на Клинга.
В десять тридцать три в коридор вышел детектив с болтавшимся на ремне револьвером тридцать восьмого калибра.
– Берт Клинг?
– Да, – устало ответил Клинг.
– Лейтенант Хейтхорн вас ждет.
– Слава тебе, Господи…
– И не сердите лейтенанта, – посоветовал ему детектив. – Он голоден и зол.
Подводя Клинга к матовым стеклянным дверям, на которых красовалась надпись “Лейтенант Генри Хейтхорн”, распахнул их и доложив: “Клинг, господин лейтенант!”, пропустил Клинга в кабинет. Детектив ушел, закрыв за собой дверь.
Хейтхорн сидел за столом в другом конце помещения. Это был плюгавый и плешивый тип с голубыми-голубыми глазами. Рукава белой рубашки закатаны выше локтей. Воротник расстегнут и узел галстука сбился набок. Из висевшей под мышкой кобуры торчала ореховая рукоять автоматической сорокапятки.
Стол перед ним был чистым и пустым. Зеленые ящики картотеки образовали мощную стенку за столом и по бокам от него. Жалюзи на окне слева от стола были подняты. На деревянном щитке, стоявшем на столе, надпись: “Лейт. Хейтхорн”.
– Клинг? – спросил он.
Голос был высокий и металлический, как соль-диез, выдутое на поломанной трубе.
– Да, сэр, – ответил Клинг.
– Садитесь, – предложил лейтенант и указал на стул с высокой спинкой.
– Спасибо, сэр! – сказал Клинг. Подошел к столу и сел. Ему было не по себе. Он ни в коем случае не хотел потерять место, а Хейтхорн, похоже, был крутой мужик. Задумался, может ли лейтенант попросить комиссара выгнать какого-то патрульного к чертовой матери, и решил, что безусловно может. Нервно сглотнул слюну. Не думал уже ни о Клер, ни о еде.
– Так это вы тот Шерлок Холмс, да? – начал Хейтхорн.
Клинг не знал, что ему ответить. Не знал, улыбнуться или потупить глаза. Не знал, сидеть или покаянно пасть в ноги.
Хейтхорн, наблюдая за ним, спросил снова:
– Так это вы наш Шерлок Холмс, спрашиваю?
– Простите? – вежливо переспросил Клинг.
– Это вы занялись тем убийством?
– Я не думал, лейтенант, что…
– Послушайте, Шерлок, – перебил его Хейтхорн и ударил кулаком по столу. – Нам позвонили сегодня днем, – он приоткрыл верхний ящик, – точнее в шестнадцать тридцать семь. Нам сообщили, что вы копаетесь в убийстве Дженни Пейдж. – Хейтхорн с грохотом захлопнул ящик. – Я вас ещё пожалел, мистер Холмс. Мог просто позвонить капитану Фрику в 87 участок. Так получилось, что вы из 87 участка, а капитан Фрик – мой старый приятель, и капитан Фрик не будет церемониться со всяким засранцем, который сует нос куда не надо. Ваш лейтенант Бернс тоже вечно сует нос не в свое дело, и я не могу с этим ничего поделать, кроме тех случаев, когда с радостью могу дать ему по носу! Но если в 87 участке думают, что я буду терпеть какого-то топтуна, если в 87 участке полагают…
– Лейтенант, в участке ничего не знали о моем…
– И до сих пор не знают! – взревел Хейтхорн. – И не знают потому, что я пожалел вас и не стал звонить капитану Фрику. Я вас пожалел, мистер Шерлок Холмс, запомните это. Я к вам чертовски добр, запомните это!
– Лейтенант, я…
– Ладно, ладно, послушайте меня, Холмс. Если я ещё раз услышу, что вы хотя бы подумаете о Дженни Пэйдж, считайте, с вами покончено… И я имею в виду не перевод куда-нибудь в Бичтаун. Я добьюсь, что вас вышвырнут на улицу. И не возьмут никуда больше. И не думайте, что я этого не смогу!
– Лейтенант, но у меня и в мыслях не было…
– С комиссаром я на дружеской ноге. Он свою жену продаст, если я попрошу. Так что можешь не сомневаться, что комиссар, если я попрошу, вышвырнет к черту вшивого топтуна, который сует нос куда не надо. Пусть вам такое и в голову не приходит.
– Лейтенант, я…
– Пусть вам и в голову не придет, мистер Холмс, что я шучу, ибо я никогда не шучу, если речь идет об убийстве. Вы играете с убийством, понимаете? Шляетесь взад – вперед и задаете дурацкие вопросы, и один Бог знает, кого вы этим напугали и заставили затаиться и похерили тем самым всю нашу работу! Прекратите это, ясно? А если я ещё раз услышу, что вы снова…
– Простите, лейтенант…
– Что такое?
– Кто вам звонил, лейтенант?
– Это не ваше дело! – заорал Хейтхорн.
– Да, лейтенант.
– И убирайтесь из моего кабинета. Господи, меня от вас тошнит. Убирайтесь!
– Слушаюсь, лейтенант, – сказал Клинг и направился к дверям.
И не смейте впредь совать нос в это дело! – взревел вдогонку Хейтхорн.
Он позвонил Клер в одиннадцать десять. Подождал шесть звонков и хотел положить трубку, потому что решил, что Клер уже спит, когда вдруг раздался её голос.
– Алло?
– Клер?
– Да, а кто говорит?
– Я вас разбудил?
– Ага… – Снова тишина, потом её голос чуть ожил. – Берт? Это вы?
– Да, Клер, простите, я.
– Последний раз меня так кидали, когда мне было шестнадцать…
– Клер, честное слово, я не хотел вас так подвести. Тут двое из криминальной…
– Но мне показалось, что вы меня кинули. Я прождала в редакции до без четверти восемь, сама не знаю зачем. Почему вы мне не позвонили?
– Мне не позволили. – Клинг умолк. – Кроме того, я не знал, куда звонить.
Клер молчала.
– Клер?
– Я слушаю, – устало ответила она.
– Можно мне зайти к вам завтра? Мы можем провести вместе весь день. Завтра у меня выходной.
Снова тишина.