— Они всегда собираются над местом крушения, — сказала Мэри, следя за моим взглядом. — Люди говорят, что, когда моряк тонет, его душа становится чайкой.
Красивая мысль. Я любовался птицами. Серые чайки сверкали серебром, пролетая мимо солнца. Может быть, одна из них — старик Кридж, другая — Дэнни Риггинс, которые могут теперь бороздить воздушный океан?
— Ненавижу эту бухту, — сказала Мэри. — Самое гадкое место. — Ветер растрепал ее волосы, чайки в небе кричали, как младенцы.— Здесь водятся призраки, Джон.
Ее дядя тоже говорил это, причем с той же едва заметной дрожью в голосе.
— Чувствуешь? Какая-то печаль... — Нажав на бока своего пони, Мэри отодвинула его от края. Мой резво отскочил по собственной инициативе, я не смог бы его сдержать.— Здесь можно увидеть блуждающие огни,— добавила она.
— Ты имеешь в виду привидения?
— Не в таком виде, как ты о них думаешь. — Она посмотрела на меня, и ее глаза были такими же серыми, как небо над нашими головами.— Ты видишь только огоньки. Бледные синие огни двигаются вдоль пляжа или по скалам. Ночью, в тумане. Они бредут медленно, как похоронная процессия. — Она вдруг засмеялась. — Жутко даже думать о них. Когда люди их видят, они бегут.
— Ты тоже видела их? Она покачала головой:
— Давным-давно, еще до моего рождения, люди стали свидетелями странного кораблекрушения. Светила полная луна, царило абсолютное безветрие, но жители деревни услышали вопль и после этого жуткий треск ломающихся судовых конструкций. Они все высыпали на берег и застыли на утесах. Они стояли и слушали крик, ужасный треск ломающегося дерева, грохот падающих мачт. Но бухта была пуста, Джон, ни следа какого-нибудь судна.
Я смотрел вниз на Надгробные Камни и видел, что море меняется. По волнам пробежала рябь, черные полосы сгущались и разрежались, спеша к нам. Расцветали белые гребни.
— Воздух как будто умер, море было плоским, как поле, но они слышали грохот прибоя. И вот они увидели призрак парусника, на одно только мгновение появился он, бледный, мерцающий корпус, сквозь который виднелись Надгробные Камни и отражение лунного света в воде. Один старик, он умер двадцать лет назад, крикнул: «Это „Добродетель"! Она погибла здесь одиннадцать лет назад!» И тут появились блуждающие огни. Они отошли от судна, которого не существовало, и пошли по воде. — Мэри поежилась. — Люди побежали прочь, повернулись и побежали, остался лишь один, который над ними смеялся. Он сказал, что спускается на пляж. Он не боится каких-то маленьких огоньков. И ни следа от него не осталось, Джон. Говорили, что парусник-призрак забрал его.
— А огни?
— Дядя Саймон пугал меня, когда я вечером не хотела идти домой, что синие огни заберут меня. — Мэри улыбнулась. — Всех детей здесь так путают. А месяц назад в бухте снова оказалось судно. Это было ночью, и люди ждали с фонарями. Но они увидели блуждающие огни на пляже. — Мэри указала вниз. — Это был один огонек, двигающийся вдоль берега. Калеб Страттон был там, Джереми Хейнс, Спотс и другие. И все они убежали. Калеб пытался их задержать, но не смог. К утру судно исчезло. Некоторые говорят, что его вообще не было, что это возвращалась «Добродетель», чтобы набрать команду. Они говорят, что блуждающие огни — это мертвые моряки. Ожившие мертвые.
Я смотрел вниз на море и вспоминал старика Риггинса, его рассказы о призраках и призрачных кораблях в свободное от вахты время. И мне хотелось снова пережить те дни, снова стоять на палубе брига, мчащегося сквозь ночь, заслоняющего звезды парусами. Я вспомнил, как отец говорил — а он часто говорил это: «Тебе никогда не стать хорошим моряком». Наше путешествие было уроком, который должен был показать, что он прав. «Слишком много опасностей», — говорил он, как бы предвидя то, что случилось с «Небесным Островом». Я смотрел на море и вздыхал.
Мэри потянула меня за рукав:
— Пошли, Джон. Это место слишком печально.
Мы развернули своих пони.
— Я покажу тебе садик. Мой потайной садик.
Садик оказался совсем близко, рядом с дорогой, в ложбинке между утесами, скрытой зарослями кустарника. Здесь, на участке почвы размером с дверь, Мэри посадила полевые цветы.
— Это мой садик памяти. После каждого крушения я высаживаю здесь цветок.— Она отвернулась и склонилась над растениями. — Глупо, конечно.