Кортель сказал, что придет, и положил трубку.
Он почувствовал облегчение.
VIII
В комендатуре инспектора ждал инженер Ладынь. Он нервно ходил по коридору, куря сигарету за сигаретой.
Инженер был низкого роста, одет с несколько крикливой элегантностью: светлый летний костюм, цветной галстук, цветной платочек в кармане пиджака. Лицо одутловатое. Большие серые глаза смотрели беспокойно.
– Это ужасно, – сказал он, входя в кабинет. – Не ограбление, конечно. Убийство… Эта девушка была очень хороша собой.
– Да, – сказал инспектор. – Как вы ее нашли? По объявлению? Или через знакомых?
– Как мы ее нашли? – повторил он. – Обычно, случайно…
– Ваша жена?
– Нет, нет. Один мой знакомый, Коркашевич, сказал жене…
– Это любопытно. А этот Коркашевич знал раньше Казимиру Вашко?
– Нет, не знал, пан инспектор.
– Не понимаю, ведь он же рекомендовал ее вашей жене.
– Да, он… – Инженер Ладынь говорил с трудом, обрывистыми фразами. – Потому что я его об этом просил…
– А не могли бы вы поподробнее рассказать…
– Важно ли это? Видите ли, моя жена, как бы вам это объяснить, очень ревнива и подозрительна… Нет, нет, она прекрасная женщина, я ее, конечно, люблю, но… – он улыбнулся, – я у нее под каблуком. А впрочем, кто из нас не под каблуком? Так вот, в один прекрасный день во время прогулки в Лазенках (я люблю отдыхать там) я встретил Казю, то есть Казимиру Вашко, и пригласил ее на мороженое, а потом отвез на своей машине домой.
– До этого вы ее не знали?
– Нет. Откуда?…
Кортель отлично представлял себе эту сцену: несколько потрепанный ловелас и хорошенькая девушка. Лазейки, кафе, собственная машина…
– Упаси бог, – словно угадывая мысли Кортеля, продолжал инженер, – между нами ничего не было… Я люблю иногда побеседовать с молодой девушкой. Казя говорила мне, что ищет работу, а у нас в это время не было домработницы, вот я и попросил Коркашевича… Не мог же я признаться жене, что познакомился с Казей в Лазенках…
– Это была ваша маленькая тайна?
– Да, конечно, и единственная…
Флирт с домработницей – что может быть банальнее? Ладынь с беспокойством ждал следующего вопроса, а Кортель подумал: надо еще раз допросить тетку убитой. В котором часу Казимира вышла в тот день из дому?
– Самолет на Будапешт вылетал только в одиннадцать, – спустя некоторое время сказал Кортель, обращаясь к Ладыню.
Ладынь подтвердил это.
Инспектор ожидал, что инженер сам расскажет о своем приезде из аэропорта домой, но тот молчал.
– В аэропорт вы уезжали на собственной машине?
– Да. Машину забрал потом мой коллега, инженер Рыдзевский, в свой гараж.
– Когда Рыдзевский покинул аэропорт?
– Я уже точно не помню. Пожалуй, около девяти, потому что прошло еще два часа, прежде чем мы накопец взлетели.
– А во сколько вы приезжали из аэропорта домой?
Ладынь с минуту молчал.
– У меня это вылетело из головы. Я забыл на столе портфель и вернулся за ним, будучи уверен, что вполне успею к рейсу. Было где-то около восьми.
– Казимиры Вашко не было еще на вилле?
– Пет, – сказал Ладынь, – пожалуй, нет…
– Почему «пожалуй»?
– Я не заглядывал на кухню, – тут же ответил он.
– После этого вы не уезжали из аэропорта?
– Разумеется, нет.
Кортель протянул инженеру список предметов, обнаруженных у грабителей.
– Это легко проверить, – заявил Ладынь. – Мы с женой составили нечто похожее.
Грабители не успели ничего продать или спрятать; в списке Ладыня было только два пункта, отсутствовавших у Кортеля: бронзовое пресс-папье в форме статуэтки Будды и папка с записками инженера Болеслава Бильского.
Пресс-папье лежало всегда на столе в кабинете; вероятнее всего, убийца именно им нанес смертельный удар, а потом забрал с собой или где-то спрятал. Сообщение же о каких-то записках было для Кортеля настоящей неожиданностью.
– Где находились эти записки?
– В ящике письменного стола, – ответил Ладынь. – Я их получил утром, в день отъезда.
– Каково содержание записок?
– Понятия не имею, – буркнул инженер.
– То есть как?
Ладынь объяснил. Инженер Болеслав Бильский умер восемь лет назад. Он был талантливым химиком, руководителем института, который теперь возглавляет он, Ладынь. Вдова Бильского, женщина уже пожилая и болезненная, уехала недавно на постоянное местожительство к своей сестре во Францию. Перед отъездом она передала Ладыню бумаги своего покойного мужа, которые ей были абсолютно не нужны. Какие-то заметки, старые проекты, воспоминания…
– Могло там быть что-то интересное? – спросил Кортель. – К примеру, проекты изобретений, секретная информация…
– Шутите! – Ладынь махнул рукой. – Спустя восемь лет? Впрочем, Бильский был педантом, он ничего секретного никогда не брал домой. А предварительные расчеты? Вы же знаете, как быстро сейчас развивается химия…
«Между прочим, Болеслав Окольский интересовался химией, – подумал Кортель. – Ящик стола был открыт. Может, это он взял записки… и пресс-папье?»
– Когда вдова Бильского вручила вам эти документы?
– Я же сказал, утром в день отъезда.
– Кто-нибудь при этом присутствовал?
– Моя секретарша. Это было на работе. Я положил пайку в портфель и поехал домой. Я торопился – не знал еще, во сколько отлетает самолет.
– Зельская знала Бильского?
– Нет, откуда… Зося работает у нас только три года.
– Что вы можете о ней сказать?
– О ком? О Зосе? Чудесная девушка. Трудолюбивая, честная, скромная… Все мне завидуют, что у меня такая секретарша.
– Как вы думаете, не могли ее интересовать бумаги Бильского?
– Вы в чем-то подозреваете Зосю? Пан инспектор… – Он внезапно замолчал, пальцы еще быстрее забарабанили по столу.
– А кого, по-вашему, они могли заинтересовать?
– Не знаю, – сказал он тихо. – Я, право, не знаю…
Кортель решил допросить жену Ладыня, но, разумеется, на следующий день.
Каждую минуту, даже во время разговора с Ладынем, он поглядывал на часы. Как долго еще? Время, отделявшее его от встречи с Басей, сокращалось неимоверно медленно; Кортель вышел из комендатуры раньше обычного, около шести, и вопреки своей привычке взял такси. На перекрестке улиц Королевской и Маршалковской, как всегда, была пробка.
– Вот видите, – нравоучительно начал водитель, – что стоит наша милиция… Ловит нарушителей, а на таком перекрестке никого!.. Даже светофор барахлит…
Кортель в ответ что-то проворчал, у него не было никакого настроения разговаривать. Шеф был явно недоволен результатами расследования. Допросы Желтого Тадека и Циклона не дали никаких дополнительных улик, а Болеслав Окольский как в воду канул. На специальном совещании было решено установить наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней, а также за родителями Окольского. Докладывая шефу о результатах расследования, Кортель говорил, что убийство, вероятнее всего, совершил Охюльский. «Я говорю „вероятнее всего“, – продолжал Кортель, – потому что дело оказалось значительно сложнее. Почему родственники Вашко ничего не говорят о Пущаке? Кто взял записки Бильского из стола Ладыня? Если убийца Окольский, то это он выкрал записки покойного инженера. И, если верить показаниям Циклона и Желтого Тадека, Болек нанес смертельный удар сразу, когда вбежал в кабинет, потому что Казимира уже была там. Прошло несколько секунд, и в кабинет вбежал один из двоих: Циклон или Тадек – это нельзя еще с полной уверенностью утверждать, а Окольский убежал. Значит, у него не было времени рыться в столе инженера. Почему, наконец, Казимира лежала между рабочим столом и дверью, а все указывает на то, что убийца находился в глубине комнаты? Только показания Болека могут внести ясность в показания его сообщников…»