– Я приеду.
– Отлично! И пропустим по рюмочке…
За окном светил неон. Засыпая, Кортель увидел экспресс Варшава – Щецин п себя у открытого окна… Миновали Пилу, на лугах лежал туман, а когда подъехали к опушке леса, ударили фары прожекторов и окружили паровоз мерцающим блеском…
IV
Показания давал Леон Мичинский по кличке Циклон или еще более нежно – Атомик. Шрам на его лице закрывала щетина, под глазами были мешки, губы опухли. Он с жадностью смотрел на сигареты Кортеля.
– Сейчас покуришь… – сказал инспектор.
– Я все скажу…
– Разумеется. Только все по порядку. Кто ударил? – У меня не было оружия.
– Вот как?…
– Милиционера в Шевнице… действительно я… – Циклон будто бы весь сжался. – Тадека тоже убрал бы… Но не хотел его обидеть. Я не пригоден к жизни, пан капитан… – Он вымученно вздохнул.
– Не философствуйте, Циклон.
По щекам Мичинского потекли слезы. Он вытер их рукавом и, не спрашивая разрешения, взял сигарету.
– Только без истерики.
– Таким, как я, хуже всех. Всегда куда-нибудь втянут.
– Не разыгрывайте невиновного. Милиционера в Шевнице ударили тем же самым ломом, которым убили девушку на даче.
– Я не убивал! – Циклон снова вытер рукавом глава. – Я даже не входил в эту проклятую комнату… Услышал крик, когда стоял еще на ступеньках. Клянусь!.. Пан инспектор знает меня. Я никогда никого не убивал.
– Сваливаете на Тадека?
– Нет, пан инспектор, Тадек стоял в двух шагах от меня. Там был Болек…
– Какой еще Болек?
– Новенький. Он подвернулся нам в «Полонии». Зеленый еще… И кто бы мог подумать?…
«А неплохой из него актер», – отметил про себя Кортель.
– Давайте сначала, Циклон.
– Клянусь богом, когда вышел, решил жить честно… Хотел завязать: со мной обошлись так строго, пан инспектор.
– Да, два годика схлопотали…
– Два года, пан капитан, за кражу пачки сигарет и двух бутылок вина…
– За взлом магазина, – уточнил Кортель.
– Какой там взлом? Разбили стекло по пьяному делу. А когда я вышел, негде жить было. Пан капитан знает: ни отца, ни матери.
– Знаю.
– Кто меня возьмет на работу…
– Не завирайтесь, Мичинский. Вы же никуда не обращались.
– Меня приютила Золотая Аня. И тут же нашлись дружки… «Не будь фрайером», – сказали. А тут эта водка…
– Какой младенец!
– Все из-за водки, пан капитан! Думал, что уеду из Варшавы туда, где меня никто не знает, но для этого нужны деньги. Человек хочет жить! – Мичинский с тоской посмотрел в окно. – Сколько интересных вещей на свете, и все для других. И почему это так, пан капитан?
– Может, не будем философствовать?
– И Желтый Тадек как раз вышел… В один из вечеров Золотая Аня сказала, чтобы мы пришли в «Полонию». И привела с собой Болека. Приклеился где-то к ней на улице.
– Фамилия?
– Он не наш, пан капитан. После школьных экзаменов… Из университета его выгнали, в армию не взяли: очкарик, слабое зрение. Работал где-то фотографом, потом в частной мастерской, оттуда прогнали…
– Фамилия?
– Ладно, расколюсь, пан капитан. А почему и нет? – удивился он. – Мне все равно. Окольский его фамилия, Болеслав.
– Дальше.
– Ну, выпили, поехали в такси на Прагу.
– Кто угощал?
– Золотая Аня. Хотя я не люблю, когда она угощает, но было хорошее настроение.
– Хорошее настроение… – повторил Кортель.
– Да… – Циклон оживился. – Болек рассказывал разные истории. Об американских гангстерах. Он об этом все знает. Читает по-английски. Вот у них жизнь! Зарабатывают миллионы долларов, покупают шефов полиции, бронированные автомобили… У нас ничего подобного даже по телевизору не увидишь…
– Да, хорошо живут, лучше некуда. Циклон сник.
– Потом мы встретились дня через два. Выпив, Болек сказал, что и сам бы попытался так, как они…
– Прекрасно, – сказал Кортель. – Оказывается, во всем виноват Болек.
– Ну, я не помню, кто предложил, но Болек сказал, что у него есть кое-что на примете. Речь шла об этом особняке, что на Каневской. Я и подумал, живем один раз…
– Подробнее.
– Мы приехали к Ане. У Желтого Тадека была бутылка, потом Болек сходил за другой.
– Вторую выпили тоже у Золотой Ани?
Циклон на мгновение, словно вспоминая, закрыл глаза.
– Но ее не было дома, пан капитан. Она ничего не знала.
– Так, дальше…
– Болек – голова! Все пронюхал. Сказал, что этот инженер…
– Ладынь?
– Может, – равнодушно подтвердил Циклон. – У меня нет памяти на фамилии. Пусть будет Ладынь, кажется, он что-то подобное говорил. Так вот, инженер должен ехать в Венгрию, а дом останется пустым. На следующий день утром Желтый Тадек и Болек осмотрели особняк. Сняли подробный план, так как Болек считал, что план обязательно надо иметь. Желтый Тадек еще посмеялся над этим. Болек хотел и ключи сделать, но Тадек решил, что мы войдем через окно.
– Расскажите подробнее, что произошло той ночью.
– Мы договорились встретиться в 8.30 на площади Инвалидов. – Циклон прищурился. – Я думал, что выпьем по рюмочке, там есть такая пивнушка, но Болек сказал, что нас никто не должен видеть вместе. Мы сели в сквере. Желтый Тадек предложил весь товар отвезти к Ане на Прагу, но я не согласился. Она об этом ничего не хотела знать.
– Но знала ведь…
– Клянусь богом, пан капитан, не знала, – повторил Циклон. – Вы ее не допрашивайте! – почти взмолился он. – Это честная девушка…
– Что было дальше?
– Тадек решил, что мы поедем в Новинки, в его родное село. Там мы должны были встретиться, если пришлось бы уходить по отдельности. В десять, как и было написано у Болека в плане, мы двинулись на Каневскую. Тадек вырезал стекло, но как-то получилось неудачно – наделал много шуму. Но мы думали, что дом пустой.
– Горел ли свет?
– Не видели мы никакого света. Только потом заметили, что на кухне светло. Кухонное окно выходит в сад, да и низкое оно. Мы не могли видеть свет. – Он снова попросил сигарету. – Вошли через окно, в зале задвинули портьеры и…
– И приступили к делу, да?
– Да. Тадек открывал ящики, а я бросал вещи в мешок.
Кортель вытащил из папки машинописный лист.
– Это опись предметов, найденных у вас в землянке. Вы подтверждаете?
– Я даже не очень смотрел, что там было.
– У Болека тоже был мешок? Он что-нибудь взял? Нет, пожалуй, нет, пан капитан. Все нес Тадек. Рассказывайте дальше!
– Болек вошел на кухню и крикнул: «Горит свет! Здесь недавно кто-то был».
– И вы никого не застали ни на кухне, ни внизу?
– Нет, пан капитан, никого. Спустя несколько минут мы подумали, что, может быть, хозяева забыли погасить свет, когда уезжали. Но ведь они уезжали днем… И тогда Болек побежал наверх, а мы за ним… В коридоре наверху было темно. В одной комнате горел свет. Мы стояли еще на лестнице, когда Болек вбежал в эту комнату. И тут мы услышали крик…
– Кто кричал?
– Кажется, Болек, пан капитан.
– Кажется?
Циклон пожал плечами.
– Мы его не спрашивали. Мне пришло в голову, что надо бежать, но Тадек бросился в эту комнату, а я за ним… – Мичинский говорил с трудом, чувствовалось, что он устал.
– Отдохните, выпейте чаю.
– Хорошо, пан капитан, – сказал он послушно. – Итак, я встал на пороге. На полу лежала девушка, Болек, белый как снег, держался за стол, а Тадек стоял рядом с ним…
– Вы уверены, что Болек держался за стол? Вспомните хорошенько.
– Точно, пан капитан. И тогда Тадек сказал: «Достукались, фрайеры». Я не мог смотреть на девушку, пан капитан, что-то странное произошло со мной, хотел убежать, но ноги меня не слушались…
– Не заливайте. Что было дальше?
– Болек выбежал из комнаты и помчался вниз, а мы, то есть Тадек и я, за ним.
– У кого же был лом?
Мичинский молчал.
– Я спрашиваю, у кого был лом?