Капитан, который не уважал сам себя, не уважал никого и послал его прогуляться.
– Вы думаете, что необходимы, – сказал он ему, но вы ошибаетесь. Знайте же, что мы можем совершенно обойтись без вас. Вы не хотите работать – не надо; у меня есть кое-кто под рукой и он станет выполнять ваши обязанности так же хорошо, как вы, и, может быть, даже лучше вас.
На борту «Марко Поло» было некоторое подобие шарлатана – наполовину медик, наполовину дантист, который причинял много хлопот и пьянствовал с самыми гнусными из пассажиров.
Эту достойную личность капитан уже давно назначил в преемники доктора Ивенса на тот случай, когда, доведенный до крайности, тот подаст в отставку.
В одну минуту новость облетела корабль.
Доктор очень заботился о больных. Но все также знали, какие усилия он проявлял, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок на палубе. А это было непростительной виной в глазах деклассированной толпы на судне.
Все стали на сторону капитана. Доктора считали недругом даже те, о ком он заботился, за исключением одной женщины, которая постоянно находилась на его попечении.
Эта пассажирка, очевидно, была вынуждена срочно уехать из Англии, поскольку решилась сесть на корабль в подобном положении – через месяц после отплытия она произвела на свет маленькую девочку, такую хрупкую, что доктор Ивенс опасался, как бы бортовая качка не убила ее.
Отказавшись от службы, он жалел только эту больную. Но она помещалась в третьем классе на носу судна.
Чтобы навестить ее, он должен был пересечь все залы, подвергаться насмешкам и даже оскорблениям людей, способных на все. Кроме того, он видел своего преемника, который бегал повсюду, предлагая свои услуги, и не сомневался, что тот проявит заботу к «маленькой маме», как ее называли, потому что она была совсем юной.
Добрый доктор Ивенс с наивностью чистой совести не мог представить себе, чтобы человек совершенно незнакомый с медициной, мог принять на себя ответственность при таких обстоятельствах.
Он замкнулся в кругу своей семьи, перенеся свои счастливые надежды на желанный момент, когда он ступит на землю Австралии.
Жара стала нестерпимой. Этот зной изменил положение вещей. На борту появились больные лихорадкой и оспой. Молодая мать первая стала жаловаться на боли в голове. Дантист предписал ей купание. Она вышла из воды в столь плохом состоянии, что все заметили, что она близка к смерти.
Это возбудило общее сочувствие. Под влиянием страха среди людей за несколько минут произошел полный переворот. Шарлатан не скрывал более своего замешательства; он начал дрожать, поняв, что возложил на себя большую ответственность. Естественной реакцией было то, что мысли каждого устремились к доктору Ивенсу, который появился как спаситель среди взволнованной толпы.
Две женщины, повинуясь общему чувству, бросились умолять доктора, чтобы тот пришел к больной.
Он явился сразу. Все в молчании проводили его, но было слишком поздно.
Когда доктор вошел в каморку, где лежала больная, то не узнал ее: на ее лице были заметны все симптомы смерти.
Он обернулся к тем, кто его сопровождал, и против воли суровое выражение его лица как бы сказало им:
– Видите, это ваша вина.
Они поняли его и переглянулись с испугом.
Бедная женщина отбивалась от мистера Ивенса в предсмертной агонии; жизнь готова была покинуть ее. Она потеряла сознание, но ее рука, скорченная смертельной судорогой, искала ребенка.
Доктор Ивенс понял это последнее движение, он взял девчушку, завернутую в пеленки, и, подняв ее на вытянутых руках, показал толпе живую, которую надо было жалеть в тысячу раз больше, чем ту, что умерла.
Он посмотрел вокруг себя: кому же можно доверить это маленькое существо? Никто не протягивал руки. Потом, поразмыслив, он сказал себе, что ни у одного из этих людей не хватит мужества взять на себя заботы о восьмидневном младенце. Он спросил, кто была умершая женщина – никто этого не знал. Она была занесена в книгу пассажиров под фальшивым именем. Сначала она говорила, что разыскивает мужа, но потом сказала, что ищет отца своего ребенка, который обещал на ней жениться.
Доктор порылся в ее вещах. Там нашлось несколько писем, адресованных в Лондон, до востребования, но они не могли дать никаких сведений. Лицо, которому писали, казалось, было окутано тайной.
– Ну, пойдем, – сказал доктор, беря вещи ребенка. – Бедная малышка, видно, ты предназначена была попасть ко мне. Какой юной ты начинаешь нести заботы этого мира!
Он пошел к жене и дочерям, те, кто последовали за ним в молчании, слышали, как он сказал, приблизившись к миссис Ивенс, с которой были Мелида и Эмерод: