Вначале предполагалось, что Кузнецов будет действовать под видом офицера «Люфтваффе». К тому времени было уже немало пленных фашистских летЧИКОВ, с которыми можно было вступить в контакт. Одетый в форму немецкого лейтенанта-летчика, Кузнецов подолгу находился среди военнопленных, беседовал с ними, и ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в том, что перед ними не немец. Больше того, однажды Николаю Ивановичу пришлось присутствовать в качестве переводчика в гражданской одежде на допросе одного пленного из «Люфтваффе». После того как Кузнецов перевел несколько фраз из его показаний, гитлеровец отказался отвечать, заявив:
— Пусть лучше переводит русский, а не этот изменник. При нем говорить я не буду…
В те дни, как вспоминает С. Л. Окунь, с Кузнецовым произошла совсем уж парадоксальная история. В одном из лагерей, куда чекисты поместили Николая Ивановича для более успешной подготовки на роль немецкого офицера, была собрана группа «его земляков». Из них было организовано что-то наподобие студии художественного слова. Среди этих любителей поэзии находился один режиссер из Берлинского драматического театра, который занимался постановкой дикции актеров. Здесь, в лагере, он учил «студийцев», как правильно надо читать Шиллера и Гете. Но никто из учеников не мог угодить строгому «ментору». Лишь одним декламатором режиссер остался доволен. Им был… Кузнецов. Указывая на него, режиссер говорил: «Вот только у этого господина классическое литературное произношение…»
Здесь самое время сделать отступление, более подробно остановиться на том, откуда у Николая Ивановича было такое совершенное знание немецкого языка и многих его диалектов.
— В школе у него была замечательная учительница Нина Александровна Автократова, которую он очень любил, — рассказывает сестра Николая — Лидия Ивановна. — Она получила образование в Швейцарии и в совершенстве владела французским и немецким языками. От нее брат получил первый «задел» в развитии своих лингвистических способностей. Узнав, что преподаватель по труду — немец, из бывших военнопленных первой мировой войны, Коля не упускает случая, чтобы поговорить с ним, попрактиковаться, усвоить правильное произношение. Но и этого ему было мало. Он под разными предлогами забегал в аптеку, с тем чтобы поговорить еще с одним «немцем» — провизором из австрийцев.
И все это было не просто мальчишеским увлечением, а серьезным делом, которому он посвятил всего себя. Позднее Кузнецов занимался немецким и в лесотехникуме, хотя там по программе преподавание иностранных языков не предусматривалось. Узнав, что приезжающий в контору лесничий Гонольд — немец, тоже из бывших военнопленных, заводит с ним дружбу.
Большую практику в совершенствовании немецкой разговорной речи Кузнецов получил в годы работы на Верх-Исетском металлургическом заводе и особенно в Свердловске, на Уралмаше, где была большая группа немецких специалистов. Во многом ему помог познать Германию немецкий инженер-антифашист Затлер. Это, видимо, у него Кузнецов научился так проникновенно читать Гете, что даже поразил строгого лагерного репетитора.
И в последние месяцы перед отправкой в стан гитлеровцев, готовя себя к новой роли, чтобы наверняка действовать в тылу врага, Кузнецов упорно продолжал шлифовать разговорную немецкую речь.
С. Л. Окунь вспоминает:
— Если и было что у него «от бога», так это ни с чем не сравнимая работоспособность. Все мы, кому в те дни приходилось с Николаем Ивановичем работать, поражались, как он мог трудиться по 16–17 часов в сутки. За короткое время ему было нужно полностью вжиться в образ Пауля Зиберта и, конечно, научиться вести разведку, что само по себе связано с глубоким освоением огромного количества специальных знаний. В конечном счете было принято решение, что в Ровно Кузнецов отправится в мундире офицера вермахта. Это диктовалось рядом обстоятельств как объективного, так и субъективного свойства. Во-первых, там не дислоцировались части «Люфтваффе», и появление в городе офицера в летной форме вызвало бы излишнее внимание к его персоне, что никак не входило в расчеты разведки. Во-вторых, это привязывало бы Зиберта к какой-то определенной части и мешало бы его свободному передвижению.
С. Л. Окунь знакомит с «автобиографией» того, настоящего, так сказать «оригинала», Зиберта, под именем которого предстояло действовать нашему разведчику.