Но немножко назад и немножко про меня, хотя рассказ будет про Д. , да и то только про одну сторону его биографии. Вот я - абитуриент. Получаю три балла по физике, а знаю школьный курс на пять. Принимающий зкзамен поставил меня на место за то, что я высунулся, хотел похвастать, что знаю чуть больше школьной программы, и назвал g (ускорение свободного падения) - как напряжённость поля земного тяготения. Преподаватель предложил мне обратиться к председателю комиссии с жалобой, я отказался. Ибо был уверен, всё равно зачислят: поступаю по квоте от завода. Но пепел обиды до сих пор стучит в моём сердце.
<p>
</p>
Так что, абитуриенты не высовывайтесь, не умничайте, отвечайте строго по школьной программе. Признаю, что ничего плохого от сексота моего Д. не было, наоборот он трижды пытался помочь мне с карьерой, заодно демонстрируя возможности, недоступные простому студенту. Действительно, не успел он поступить, как его уже кооптировали в комитет комсомола института, где он первым делом начал волочиться за хорошенькой машинисткой. Желая приобщить меня к общественной работе, он и меня пригласил на кастинг в комитет. Комитетчик спросил меня, какая моя фамилия, я ответил: моё фамилиё такое-то. На этом моя карьера в комсомоле закончилась. Дело в том, что я до 18 лет жил в деревенской среде, где сильны привычки сокращать или искажать слова. В городской среде я в основном исправил свои пробелы в лексике. Однако сокращения слов в деревенском творчестве меня до сих пор умиляют.
<p>
</p>
Эт чия идёт такая,
<p>
</p>
Чёрна юбочка на ней:
<p>
</p>
Она мною занятая,
<p>
</p>
Не гуляй, товарищ, с ней!
<p>
</p>
Тем не менее через пару лет, когда я уже был в первых рядах строителей светлого будущего, комитет предложил мне быть комиссаром в стройотряде, конечно же предложение донёс до меня Д. Я отказался по двум причинам. Во-первых, речи комсомольских вожаков мне казались словесным поносом. Во-вторых, в Моральном кодексе строителей светлого будущего был пункт «облико морале» , в быту этот пункт называется «до женитьбы ни-ни, боже упаси» и этот пункт был мне не по нраву. Старшие товарищи строго спрашивали с рядовых строителей правильного будущего по этому пункту, а уж с комиссаров-то спрос был вдвойне.
Так что комиссаром был назначен другой студент, который вошёл в историю насмешливой эпиграммой, сочинённой сердитыми девчонками:
<p>
</p>
-Комиссар-затейник, ути, боже мой,
<p>
</p>
- Сжёг все автошины, не оставил ни одной,
<p>
</p>
поскольку он занимался только разведением костров по вечерам.
На заре перестройки я увидел его в телевизоре, он дослужился аж до 3-го секретаря райкома. Эх, с горечью подумал я, а ведь на его месте мог бы быть я…
В третий раз Д. пытался вмешаться в мою судьбу уже в конце учёбы, когда сказал мне: вчера на заседании кафедры решали вопрос об оставлении меня в аспирантуре при кафедре, но против один преподаватель, можно сходить к завкафедрой проф. Баландину для прояснения вопроса. Я отказался по двум причинам. Во-первых, после шести лет жизни на студенческую стипендию (45р.) предстояло ещё шесть лет жить на аспирантскую стипендию (60р.), во-вторых, в это время я был сильно озабочен своей свадьбой-женитьбой с Ириной Ш.
Все эти три случая были во время нашей учёбы, но был ещё один случай годы спустя, когда мой дорогой Д. , по его словам, начал посещать Америку. А поскольку дорога из Липецка, где он проживал, в Америку лежала через моё Чертаново, то он дважды навещал меня и ещё раз попытался сподвигнуть меня на большие дела.
Я угощал его рыбным супом (в Америке-то, небось, первое не подают!), он морщился и ворчал: какой же это рыбный, это суп из консервов. Я-то всего раз был за границей, в Стамбуле, в качестве «челнока» и был поражен, что у них там нет первого.
Там ко мне прицепился местный сексот, склонял заняться контробандой, мол, у них якобы есть дефицит по ниппелям для автокамер, в следующий раз привези, мол, горстку в кармане, они махонькие, таможня не заметит. Но и этот ушлый сексот так и не смог решить вопрос с первым.
Так вот, мой Д. говорит, мол, американцы очень любопытствуют нашей перестройкой, я мог бы взять тебя в Америку, чтоб я прочёл им лекцию на эту тему, но сможешь ли ты. И смотрел на меня испытующе, ожидая реакциии, мол, да я, да не беспокойся, в лепёшку расшибусь.
<p>
</p>
Но я отказался. Ибо двенадцать лет я слушал и конспектировал лекциии ,это мне так обрыдло, что я написал пародию на лекции с такими крепкими выражениями, что ни одно издательство не решалось их опубликовать. Ни за какие деньги. Портал «Проза» настолько труслив, что одна буква «х» с тремя точками приводит их цензуру в ступор. Караул, это-мат! Наконец, издательство «Триумф» решилося. Спасибо. Облегчили душу, я хоть чуть отплатил лекторам за все мои унижения. Теперь, когда я слышу слово «лекции» , моя рука снимает пистолет с предохранителя.
Шли годы, мой Д. всё реже звонил, потом попал в автоаварию, сотрясение мозга, всё равно звонил, но уже говорил сумбурно, заговаривался. А ведь ещё недавно поправлял меня, правильно говорить полячка, но никак не полька, или спрашивал моё мнение об антисионисте Д. Драгунском, что меня немного насторожило, уж не подсел ли он на еврейский вопрос. Вскоре мне сообщили, что Д. помер. Царствие небесное. И ныне и присно и во веки веков.