Этот человек был задушевно рад своему любимцу, польщённый, что тот, когда немцы оказались в петле, бросился через линию фронта под его защиту. Он воспользовался своим положением главнокомандующего 1-й гвардейской армией, связями в столице, и Лонгин по документам обрёл прошлое партизана, который, храбро действуя против гитлеровских оккупантов, из-за перенесённой болезни стал негоден к военной службе. Направленный в глубокий тыл, он, несмотря на молодость и отсутствие диплома, получил должность не из мелких, с чего началось его восхождение, которым он был обязан уже самому себе.
То, что теперь произошло с ним, стало для маршала сюрпризом вроде засаженного под кожу крючка.
– Что тебя задержало? – спросил отец сына чуть слышно, шагнул к нему, положил ему на плечо дрожащую руку. – Погоди, не говори, – добавил в сильном волнении, выглянул в прихожую, плотно закрыл дверь и, возвратившись к своему стулу и сев, велел гостю сесть на стул рядом. – Почему ты не прилетел позавчера? Погода была лётная.
– К чему было так паниковать? – тоном покорности сказал Лонгин Антонович, понурясь в чувстве вины.
– Ты что передо мной выёбываешься? – маршал сжал стариковскую в синих венах руку в кулак. – Сейчас вечер, а днём я мог встретиться с Ильичом, – сказал он, имея в виду Генерального секретаря ЦК КПСС. – Я попросил бы за тебя, но сначала я должен узнать от тебя всё, потому что Ильич может задать вопросы. Как я тебя торопил! как торопил! Какого хуя ты тянул?!
– Извини, но не хотелось паники…
– Не хотелось паники?! – перебил отец в отчаянии. – Вместо встречи с генсеком пришлось вызывать врача, и он настаивает, чтобы я лёг в больницу.
Лонгин Антонович, искренне расстроенный, совсем склонил голову.
– Прости.
– Да что там! – маршал горестно махнул рукой. – Рассказывай, как появилось это заявление.
Профессор приступил к изложению истории, начав с того, что поехал с Можовым в лес по ягоды и познакомился с будущей женой. Он опустил, что притворялся слепым, но сказал, что Виктор положил на девушку глаз. Оба стали за ней ухаживать, но она выбрала профессора.
– Ещё бы! Уж, наверно, ты не стал скрывать, что ты брат министра обороны, – заметил маршал.
Лонгин Антонович смиренно кивнул.
– Но парень ревновал, – со вздохом продолжил он повествование. – К нему льнула другая бабец, всё при ней – и фигурка и мордашка. Она ему нравилась, они у меня на даче в бане сошлись. И я дал ему денег на свадьбу, устроил им жильё и работу в посёлке. Другой был бы доволен.
Маршал, болезненно-напряжённо следя за говорившим, резко спросил:
– Как он узнал про твоё псковское?
Профессор поднял на него глаза, в которых было глубокое раскаяние.
– Ещё до знакомства с моей женой мы с ним выпивали, и он открыл мне душу: как с ним случилось, что он убил двоих из милиции. После этого мог ли я ему не доверять? Он же сам мне свою жизнь отдал! И однажды, когда мы с ним хорошо выпили и мне молодость вспомнилась, я ему рассказал…
Лонгин Антонович ни при каких обстоятельствах не заикнулся бы, что к выяснению его прошлого была причастна жена.
– Ты ёбнулся, – отец поморщился, как от боли. – Пить стал без меры, через водочку увяз в своём говне! Ты понимаешь, что уравнял себя с говнюком, у которого язык болтается, как хуёвая писька?
Профессор ответил беспомощной улыбкой, показывающей, что он сознаёт, как низко пал.
– Да, я ошибся.
– Э-эх-х! – в бессильном возмущении выдохнул маршал. – Я хоть за что-то тебя осуждал?! А за эту ошибку тебя выпороть надо до полусмерти, как пацана! – руки старика лежали на коленях и мелко подрагивали. – Что послужило тому, что он тебя и себя решил бросить грудью на амбразуру?
«Что послужило тому…» – повторилось в уме Лонгина Антоновича. Отец глядел въедливо:
– Между ним и твоей женой что-то было, конечно?
– Нет! – категорично отверг профессор. – Я следил! Его жена мне о каждом его шаге сообщала, я всегда знал, в какое время он приезжает в город. Вышло вот что… – и Лонгин Антонович поведал, как получилось, что Виктор увидел у него на коленях голенькую жену.
– Его это взбесило, он запил. Он не мог смириться, что ей со мной хорошо. Это вопрос психологии, об этом есть работы учёных. Ему ударило, что надо встать надо мной, показать себя героем.
– Гамлет, ебёна мать! – злобно сказал маршал.
– Теперь ты всё знаешь, – сокрушённо проговорил профессор.
Лоб старика вертикально пересекала набухшая вена, на лице застыло страдание. Он произнёс осипшим голосом:
– Завтра я буду говорить с Ильичом.
В этот день Можов ещё был в лесу. И в наступившую ночь – тоже.