Алик промолвила виновато и смешливо:
– Он мне приснился… – она умолкла на секунду. – Представь, он был совсем голый. Что-то говорил мне, но я не поняла – что.
– Он называл тебя обворожительной панночкой, – сказал профессор.
Было воскресенье, идти на работу не требовалось, и они подумали об одном, глазами понимающе улыбаясь друг другу.
113
Профессору позвонил на работу начальник, который уже с ним беседовал о послании Можова. Надо было опять посетить кабинет в здании, куда многие предпочли бы никогда не входить.
На этот раз начальник не выказал приветливой свойскости.
– Садитесь, пожалуйста, – произнёс дежурно-любезно и кивнул на стул перед столом, за которым сидел. – Вы должны ответить на ряд вопросов, вам их задаст наш следователь.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл немолодой человек, держа перед собой пишущую машинку. Он поставил её на стол сбоку от начальника и Лонгина Антоновича и опустился перед ней на стул. Повернув к профессору голову, следователь начал с вопросов, требуемых формой допроса: фамилия? имя-отчество? Дата, место рождения? национальность? Затем спросил, когда и каким образом состоялось знакомство профессора с Можовым. Прежде чем ответить, Лонгин Антонович обратился к начальнику:
– Что с ним?
Хозяин кабинета произнёс:
– Он под стражей. В отношении него ведётся следствие.
Профессор постарался скрыть волнение. Ему повторили вопрос о знакомстве с Можовым, Лонгин Антонович ответил: был нужен способный помощник, и давний приятель Можов-старший, ныне покойный, рекомендовал своего сына.
Следователь постукивал указательными пальцами по клавишам машинки.
– Он жил в вашей квартире, – сказал, уставив в профессора тяжёлый взгляд: – Рассказывал он о совершённых убийствах?
– Нет. Ничего подобного он не говорил.
– В каких он был отношениях с вашей женой?
– Ни в каких, – сказал профессор с такой усмешкой, с какой отвечают на глупейший вопрос.
Следователь стал спрашивать Лонгина Антоновича о его военном прошлом, и тот рассказал, как война застала его в Риге, вернуться поездом в Москву не удалось, он очутился в немецком тылу, встретился с группой попавших в окружение красноармейцев. Позднее к ней присоединились другие группы, образовался партизанский отряд, и Лонгин Антонович был его бойцом до весны сорок четвёртого года, когда советские войска освободили деревню, где его, заболевшего, прятали от немцев крестьяне.
– Имею подтверждающие документы, – со спокойствием сказал профессор.
– Проверим, – строго произнёс хозяин кабинета.
Следователь передал ему напечатанное, тот с демонстративным вниманием прочитал бумаги и протянул их гостю:
– Ознакомьтесь и подпишите.
Лонгин Антонович исправил грамматические ошибки, вставил недостающие запятые, прочитал вслух: «Не проявлял интереса к совершённым Можовым убийствам». Указывая авторучкой на фразу, сказал:
– Я не говорил так. Смысл таков, что можно понять, будто я знал об убийствах.
На лице начальника появилось выражение, словно он раздражён, но сдерживается.
– Так как вы предлагаете? – произнёс он скрипуче.
– Можов не говорил мне, что совершал какие-либо преступления, тем более – убийства! – отчеканил профессор.
Исправление было внесено, и Лонгин Антонович подписал показания.
– Пока можете идти, – начальник сделал ударение на слове «пока», – но вы не должны покидать город.
С профессора взяли подписку о невыезде.
114
Когда Лонгин Антонович вошёл к себе в квартиру, вернувшаяся с работы Алик в трико крутила обруч, приводя осиную талию в грациозно-упругое движение. Она по лицу мужа почувствовала неладное, дала обручу упасть на ковёр.
– Что-то случилось, Ло?
Он принял вид человека, вынужденного сообщить настолько ожидавшееся, что остаётся только вздохнуть:
– Виктор жив, Людмиле сказали правду.
От слова «жив» Алик неосознанно ощутила радость, но тут профессор сказал:
– Он у них в руках и, значит, мёртвым завидует.
Её лицо исказилось.
– Я не могу это выносить! Не-могу-не-могу-не-могу, Ло-о! – она повернулась к нему спиной.
Он ласково её обнял.
– Человек сделал это сам.
Они молчали.
– Ты говорил – всё уладилось… – промолвила она дрожащим голосом.
– Мне так сказали. Но, видимо, улаживается иначе, чем я думал.
Он позвонил брату и услышал: маршал находится в больнице, его запрещено беспокоить. Положив трубку, профессор сказал жене:
– Брат попал в больницу, и этим объясняется… – он не договорил.