Бородач, разбирая и вновь упаковывая пулемет, снисходительно пояснял, что гон на болотах бывает, брат, у краснух, а краснухи, брат, это вроде крокодилов. Видал крокодилов? Ну вот, только шерстью обросшие. Красной такой шерстью, жесткой. И когда у них гон идет, тут уж, браток, держись подальше. Во-первых, они здоровые, что твои быки, а во-вторых, ничего во время этого дела не замечают - дом не дом, сарай не сарай, все разносят в щепки...
Глаза у интеллигента горели, он жадно слушал, поминутно поправляя очки растопыренными пальцами. Фриц позвал из грузовика: "Эй, вы едете или нет? Андрей!" Интеллигент оглянулся на грузовик, посмотрел на часы, жалобно застонал и принялся бормотать извинения и благодарности. Потом он схватил бородача за руку, изо всех сил потряс и убежал. А Андрей остался.
Он и сам не знал, почему остается. У него случилось что-то вроде приступа ностальгии. И не то чтобы он соскучился по русской речи - ведь все кругом говорили по-русски; и не то чтобы этот бородач казался ему воплощением родины, вовсе нет. Но было в нем что-то такое, по чему Андрей основательно истосковался, что-то такое, чего он не мог получить ни от строгого язвительного Дональда, ни от веселого, горячего, но все-таки какого-то чужого Кэнси, ни от Вана, всегда доброго, всегда благожелательного, но очень уж забитого. Ни, тем более, от Фрица, мужика по-своему замечательного, но как-никак вчерашнего смертельного врага... Андрей и не подозревал, что так истосковался по этому загадочному "чему-то".
Бородач искоса взглянул на него и спросил:
- Земляк, что ли?
- Ленинградец, - сказал Андрей, ощущая неловкость, и, чтобы затушевать эту неловкость, достал сигареты и предложил бородачу.
- Вон как... - сказал тот, вытаскивая сигарету из пачки. - Земляки, выходит. А я, браток, вологодский. Череповец - слыхал? Охцы-мохцы Череповцы...
- А как же! - страшно обрадовался Андрей. - Там же сейчас металлургический комбинат отгрохали, огромнейший заводище!
- Ой ты? - сказал бородач довольно равнодушно. - И его, значит, тоже в оборот взяли... Ну ладно. А ты что здесь делаешь? Как зовут-то?
Андрей назвался.
- А я, видишь ты, крестьянствую, - продолжал бородач. - Фермер, по-здешнему. Юрий Константинович, фамилия - Давыдов. Выпить хочешь?
Андрей замялся.
- Рановато как будто... - сказал он.
- Ну, может, и рановато, - согласился Юрий Константинович. - Мне ведь еще на рынок надо. Я, понимаешь, вчера вечером приехал и - прямо в мастерские, мне там давно пулемет обещали. Ну, то, се, опробовали машинку, сгрузил я им, значит, окорока, четверть самогону, гляжу - солнце выключили... - Рассказывая все это, Давыдов кончил упаковывать свой воз, разобрал вожжи, сел боком в телегу и тронул лошадей. Андрей пошел рядом.
- Да-а, - продолжал Юрий Константинович. - Выключили тут, значит, солнце. А он мне и говорит: "пойдем, говорит, я тут одно место знаю". Поехали мы туда, выпили, закусили. С водкой сам знаешь в городе как, а у меня самогон. Они, видишь ты, музычку ставят, а я выпивку. Ну, бабы, конечно... - Давыдов пошевелил бородой от воспоминаний, затем продолжал, понизив голос: - У нас, браток, на болотах с бабами очень туго. Есть, понимаешь, одна вдова, ну, ходим к ней... у ней муж в запрошлом году утонул... Ну и знаешь же, как получается, - сходить-то сходишь, деваться некуда, а потом - то ты ей молотилку почини, то с урожаем подсоби, то культиватор... А, з-зараза! - Он вытянул кнутом павиана, увязавшегося за телегой. - В общем, житуха у нас там, браток, приближенная к боевым условиям. Без оружия никак нельзя. А кто этот тут у вас, белобрысый? Немец?
- Немец, - сказал Андрей. - Бывший унтер-офицер, под Кенигсбергом попал в плен, а из плена - сюда...
- То-то я смотрю - морда противная, - сказал Давыдов. - Они, глистоперы, меня до самой Москвы гнали, в госпиталь загнали, ползадницы начисто снесли. Ну, а потом я им тоже дал. Танкист я, понял? В последний раз уже под Прагой горел... - Он опять покрутил бородой. - Ну ты скажи, какая судьба! Надо же, где встретились!
- Да нет, он мужик ничего, деловой, - сказал Андрей. - И смелый. Выпендриваться, правда, любит, но работник хороший, энергичный. Для Эксперимента он, по-моему, очень полезный человек. Организатор.
Давыдов некоторое время молчал, почмокивая на лошадей.
- Приезжает это к нам на болото один на прошлой неделе, - заговорил он наконец. - Ну, собрались мы у Ковальского - это тоже фермер, поляк, километрах в десяти от меня, дом у него хороший, большой. Да-а... Собрались, значит. Ну, и этот начинает нам баки вертеть: есть ли у нас правильное понимание задач Эксперимента. А сам он из мэрии, из сельхозотдела. Ну, и мы видим, конечно, что ведет он к тому, что ежели, скажем, есть у нас правильное понимание, то хорошо бы, значит, налог повысить... А ты женатый? - спросил он вдруг.
- Нет, - сказал Андрей.
- Я это к тому, что переночевать бы мне сегодня где-нибудь. У меня еще завтра утром здесь одно дело назначено.
- Ну конечно! - сказал Андрей. - Какой может быть разговор? Приезжайте, ночуйте, места у меня сколько угодно, буду только рад...
- Ну и я буду рад, - сказал Давыдов, улыбаясь. - Как-никак, а земляки все-таки.
- Адрес запишите, - сказал Андрей. - Есть у вас на чем записать?
- Говори так, - сказал Давыдов. - Я запомню.
- Адрес простой: улица Главная, дом сто пять, квартира шестнадцать. Со двора. Если меня вдруг не будет, загляните к дворнику, там китаец есть такой, Ван, я у него ключ оставлю.
Очень Давыдов нравился Андрею, хотя, по-видимому, взгляды их не во всем совпадали.
- Ты какого года? - спросил Давыдов.
- Двадцать восьмого.
- А из России когда?
- В пятьдесят первом. Всего четыре месяца назад.
- Ага. А я из России в сорок седьмом сюда подался... Скажи-ка ты мне, Андрюха, как там на деревне - лучше стало?
- Ну конечно! - сказал Андрей. - Все восстановили, цены каждый год снижают... Сам я в деревне, правда, после войны не был, но если судить по кино, по книгам, живут теперь в деревне богато.
- Гм... Кино, - с сомнением произнес Давыдов. - Кино, понимаешь, это такое дело...
- Нет, ну почему же... В городе, в магазинах-то все есть. Карточки отменили давно. Откуда берется? Из деревни ведь...
- Это точно, - сказал Давыдов. - Из деревни... А я, понимаешь, пришел с фронта - жены нет, померла. Сын без вести пропал. На деревне - пустота. Ладно, думаю, это мы поправим. Войну кто выиграл? Мы! Значит, теперь наша сила. Предлагают мне председателем. Согласился. На деревне одни бабы, так что и жениться не надо было. Сорок шестой кое-как протянули, ну, думаю, теперь полегче станет... - Он вдруг замолчал и молчал долго, словно бы позабыв про Андрея. - Счастье для всего человечества! - проговорил он неожиданно. - Ты как - в это веришь?