Все молчали, когда в столовую заглянул Ван, окликнул Кэнси и поманил его к себе.
- Вот такие-то дела... - сказал дядя Юра уныло. - И ведь смотри: что на Западе, что у нас в России, что у желтых - везде ведь одно. Власть неправедная. Нет уж, братки, я там ничего не потерял. Я уж лучше тут...
Вернулся бледный озабоченный Кэнси и принялся искать свой ремень. Мундир у него уже был застегнут на все пуговицы.
- Что-нибудь случилось? - спросил Андрей.
- Да. Случилось, - отрывисто сказал Кэнси, оправляя кобуру. - Дональд Купер застрелился. Около часа назад.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СЛЕДОВАТЕЛЬ
1
У Андрея вдруг ужасно заболела голова. Он с отвращением раздавил в переполненной пепельнице окурок, выдвинул средний ящик стола и заглянул, нет ли там каких-нибудь пилюль. Пилюль не было. Поверх старых перепутанных бумаг лежал огромный армейский пистолет, по углам пряталась всякая канцелярская мелочь в обтрепанных картонных коробочках, валялись огрызки карандашей, табачный мусор, несколько сломанных сигарет. От всего этого головная боль только усилилась. Андрей с треском задвинул ящик, подпер голову руками так, чтобы ладони закрывали глаза, и сквозь щелки между пальцами стал смотреть на Питера Блока.
Питер Блок, по прозвищу Копчик, сидел в отдалении на табурете, смиренно сложив на костлявых коленях красные лапки, и равнодушно мигал, время от времени облизываясь. Голова у него явно не болела, но зато ему, видимо, хотелось пить. И, вероятно, курить тоже. Андрей с усилием оторвал ладони от лица, налил себе из графина тепловатой воды и, преодолев легкий спазм, выпил полстакана. Питер Блок облизнулся. Серые глаза его были по-прежнему невыразительны и пусты. Только на тощей грязноватой шее, торчащей из расстегнутого воротничка сорочки, длинно съехал книзу и снова подскочил к подбородку могучий хрящеватый кадык.
- Ну? - сказал Андрей.
- Не знаю, - хрипло ответил Копчик. - Не помню ничего такого.
Сволочь, подумал Андрей. Животное.
- Как же это у вас получается? - сказал он. - Бакалею в Шерстяном переулке обслуживали; когда обслуживали - помните, с кем обслуживали помните. Хорошо. Кафе Дрейдуса обслуживали, когда и с кем - тоже помните. А вот лавку Гофштаттера почему-то забыли. А ведь это ваше последнее дело, Блок.
- Не могу знать, господин следователь, - возразил Копчик с отвратительнейшей почтительностью. - Это кто-то на меня, извиняюсь, клепает. У меня, как мы после Дрейдуса завязали, как мы, значит, избрали путь окончательного исправления и полезного трудоустройства, так, значит, у меня никаких дел такого рода больше и не было.
- Гофштаттер-то вас опознал.
- Я очень извиняюсь, господин следователь, - теперь в голосе Копчика явственно слышалась ирония. - Но ведь господин Гофштаттер того-с, это кому угодно известно. Все у него, значит, перепуталось. В лавке у него я бывал, это точно - картошечки там купить, лучку... Я и раньше замечал, что у него, извиняюсь, в черепушке не все хорошо, знал бы, как дело обернется, перестал бы к нему ходить, а то вот, надо же...
- Дочь Гофштаттера вас тоже опознала. Это вы ей угрожали ножом, вы персонально.
- Не было этого. Было кое-что, но совсем не то. Вот она ко мне с ножом к горлу приставала - это было! Зажала меня однажды в кладовке у них - еле ноги унес. У нее же сдвиг на половой почве, от нее все мужики в околотке по углам прячутся... - Копчик снова облизнулся. - Главное, говорит мне: заходи, говорит, в кладовую, сам, говорит, капусту выбирай...
- Это я уже слышал. Повторите лучше еще раз, что вы делали и где вы были в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое. Подробно, начиная с момента выключения солнца.
Копчик возвел глаза к потолку.
- Значит, так, - начал он. - Когда солнце выключилось, я сидел в пивной на углу Трикотажного и Второго, играл в карты. Потом Джек Ливер позвал меня в другую пивную, мы пошли, завернули по дороге к Джеку, хотели прихватить его шмару да задержались, стали там пить. Джек насосался, и шмара его уложила в постель, а меня выгнала. Я пошел домой спать, но был сильно нагрузившись и по дороге сцепился с какими-то, трое их было, тоже пьяные, никого из них не знаю, впервые в жизни увидел. Они мне так навешали, что я уж больше ничего и не помню, утром только очухался у самого обрыва, еле домой добрался. Лег я спать, а тут за мной пришли...
Андрей полистал дело и нашел листок медицинской экспертизы. Листок был уже слегка засален.
- Подтверждается только то, что вы были пьяны, - сказал он. Медэкспертиза не подтверждает, что вы были избиты. Следов избиения у вас на теле не обнаружено.
- Аккуратно, значит, работали ребята, - сказал Копчик с одобрением. Были у них, значит, чулки с песком... У меня до сих пор все ребра болят... а меня в госпиталь отказываются... Вот сдохну у вас тут - будете все за меня отвечать...
- Трое суток у вас ничего не болело, а как только предъявили вам акт экспертизы - сразу заболело...
- Как же - не болело? Сил никаких не было, как болело, терпежу не стало, вот и жаловаться начал.
- Перестаньте врать, Блок, - устало сказал Андрей. - Срамно слушать...
Его уже тошнило от этого гнусного типа. Бандит, гангстер, попался буквально с поличным - и никак его не возьмешь... Опыта у меня не хватает, вот что. Другие таких вот раскалывают в два счета... А Копчик между тем горестно завздыхал, жалобно искривил лицо, закатил зрачки под лоб и, слабо постанывая, заерзал на сиденье, вознамерившись, по-видимому, половчее грянуться в обморок, чтобы ему дали стакан воды и отправили спать в камеру. Андрей сквозь щели между пальцами с ненавистью следил за этими омерзительными манипуляциями. Ну, давай, давай, думал он. Попробуй мне только пол заблевать - я тебя, сукиного сына, одной промокашкой заставлю все подобрать...