Негодуя на неправды, простолюдин повторяет вслед за Дефо:
— В паутине закона запутываются маленькие мошки, большие легко выпутываются.
Не в бровь, а в глаз! Чуть ли не наизусть заучено «Прошение бедняка». И хлёсткие вирши «Чистопородного англичанина», удар по родовитым и тщеславным.
Нет, Дефо не зовёт к оружию против монархов. Напротив, разочарованный в парламенте, в судьях, неспособных защитить «маленьких мошек», он мечтает о правителе сильном, справедливом и просвещённом. Сперва таким казался король шведов, Густав Адольф, основатель университета в Дерпте. Теперь всё больше симпатий привлекает Пётр, владыка московитов.
Королева Анна[34], увы, далека от идеала. Дефо не скажет прямо, он мастер выражаться обиняками. Оскорбления в адрес её величества как будто отсутствуют. Но они же сквозят во всех его возмутительных писаниях...
Лондонцы не удивились, когда на улицах запестрели объявления:
«Он среднего роста, худощавый, около сорока лет, смуглый, волосы темно-каштановые, носит парик, нос крючком, подбородок выдаётся, глаза серые, в углу рта большое родимое пятно. Родился в Лондоне, долго торговал галантерейными товарами на Свободном дворе у Хлебного холма, а теперь владеет кирпичной фабрикой возле плотины Тильбюри в графстве Эссекс».
Пятьдесят фунтов было обещано за поимку писаки — сумма немалая. Однако друзей у него оказалось больше, гораздо больше, чем врагов. Три месяца скрывался Дефо. И дольше водил бы за нос полицию — нужда заставила пойти в банк, выручить жену и детей, оставшихся без денег.
Писака под замком, в тюрьме Ньюгейт. Вскоре туда прискакал посыльный в ливрее.
«Что я могу для вас сделать?» — гласила записка, начертанная Робертом Гарлеем, государственным секретарём.
Узник ответил словами Евангелия:
«Верните мне зрение».
Писаку перевели в другую камеру — просторную, светлую. На обед подали бифштекс и пинту имбирного пива. Из окна, если подтянуться, можно было увидеть несколько крыш и купол собора Святого Павла, близившегося к завершению. Малое поле зрения, но даже Гарлей не властен отпереть тюремные ворота.
Он давний поклонник Дефо. Блестящий слог, поразительная осведомлённость. Особенно интересны сановнику памфлеты на темы политические.
— О, если бы я имел ваши связи! — восклицал он, досадливо постукивая своим белым посохом, известным всей столице.
— Я любопытен по природе, — отвечал Дефо раздражающе уклончиво.
— Качество ценное, но будьте осторожны, — предупреждал государственный секретарь.
Знакомы они давно. Гарлей изучил биографию писаки досконально. Дефо в молодые годы пристал к бунтовщику герцогу Монмуту, дрался, против короля, но сумел избежать виселицы. Околачивался несколько лет во Франции, Испании, Италии, Португалии, общался с поляками, с русскими, обходясь со всеми без переводчика. Состояния нигде не нажил. Изъездил Англию, Шотландию, встречался с людьми разных партий, разных религий, причём часто менял имя. Как явствует из архивных документов, оказывал негласные услуги правительству, но от случая к случаю, по настроению.
Будучи любителем лошадей, Гарлей сравнивает Дефо с конём, скачущим своевольно, без хозяина. Что весьма огорчительно...
Время настало трудное. Война за Испанское наследство, в которой Англия увязла глубоко, Северная война, осложнившая ситуацию, несогласия внутренние — с шотландцами, а также с иноверцами — католиками, протестантами, враждебными англиканской церкви...
Поразмыслив ещё раз о времени, о своей карьере и о Дефо, Гарлей решил навестить арестованного.
Знатные посетители нередки в тюрьме Ньюгейт — новеньком двухэтажном здании из красного кирпича. Многие нарушители закона требуют обхождения особого. Приговоры самые суровые не всегда приводятся в исполнение. Иной пират, погубивший сотни жизней, тайно возвращается отсюда на свой корабль, но грабить будет отныне только французов, исконных противников британской короны.
При виде гостя Дефо отбросил книгу и вскочил, изобразив бесконечное удивление. Гарлей хмуро кивнул и сел, опустив посох на колени.
— Допрыгались...
— Я здесь, как дома, — услышал он в ответ. — Полный покой, недурная кухня. Спасибо вам. Правда, вчера мясо чуть пережарили.
Глаза писаки бесстыдно смеются. Посох сдвинулся с места, стукнул в каменный пол.
— Послушайте! Завтра я пойду к королеве. В надежде... — и сановник сделал многозначительную паузу, — на то, что вы наконец образумитесь.
— Вы назовёте ей меня, ничтожного?
— Перестаньте шутить!
— Ручаюсь, она не утруждала зрение моей жалкой пачкотнёй.
— И слава богу! Тем проще убедить её. Словом, если вам угодно облегчить свою участь, обеспечить себе будущее... Да хватит вам брыкаться, чёрт побери!
— А вы тут как тут, с уздечкой. О искуситель!
— Друг мой! Иначе вас не вытащить из ямы.
Она грозит в прямом смысле, долговая яма. Вслед за отбытием наказания. Собираясь посетить узника, Гарлей изучил состояние его финансов. Кирпичная фабрика на грани банкротства. Прочие коммерческие затеи безнадёжны. Водолазный колокол — фантастическое изобретение Дефо — принёс одни убытки. Решение суда легко предвидеть: торговая казнь и штраф. Платить его нечем.
— У вас была идея выпускать газету. Не забыли? Великолепная идея! Мы могли бы поддержать... Притом без ущерба для вашей совести, поверьте!
Правда, придётся выбирать выражения. Мастер афоризмов, намёков, иносказаний, Дефо проявит себя в полном блеске. Газете нужны новости — он станет собирать их под защитой правительства. Оживит, расширит свои связи в королевстве и за морем... Разумеется, весь материал публиковать не удастся, будут новости особого рода, не для публики. Различить Дефо сумеет — во имя благополучия Англии.
— Признайте, уздечка не очень стеснительная, — закончил Гарлей.
— Золотая, ваша честь.
Он поясничает, писака. Посох поднялся, слегка ткнул Дефо в грудь.
— Я рассержусь.
— Боже сохрани. Я польщён, паша честь. Мои способности не столь значительны, чтобы...
Возможно, он набивает себе цену... Гарлей прервал.
— Не хитрите, мой друг! Одно то, что вы понимаете славян...
— Имеющий уши да слышит.
— Звучит, должно быть, ужасно.
— Ещё бы! — и Дефо весело расхохотался. — Слух джентльмена не выносит иностранных языков, верно?
— Вы правы, к сожалению, — государственный секретарь упорно сохранял серьёзность. — Что касается Московии, она для нас то же, что Китай.
— А игнорировать Россию нельзя. Запоздалое, но важное признание, ваша честь... Правительство её величества опасается, что царь не уйдёт из прибалтийских провинций. Я правильно понял? Могу вас заверить: не уйдёт. Кстати, таково мнение шведа. Это чиновник из посольства.
— Как его зовут?
— Извините меня, не скажу. Зачем вам? Всё равно ничего не вытянете. А я частное лицо. Царь строит крепость у моря и намерен основать город с большой верфью. Каково! Не покончив с Карлом... К вашему сведению, в Россию едут архитекторы, лепщики, им обещаны хорошие деньги... Швед говорит, у царя в Ингрии двадцать тысяч войска. Если нужно, он соберёт сто тысяч. Сомневаетесь? Я тоже, но там, в России, кто-то считает. Там масса шведских пленных. Они могли бы и нам пригодиться — вы не находите?
— Нахожу. Думаю, у нас скоро будет посольство в Москве.
— Пора бы...
К удовольствию Гарлея, разговор принял деловой оборот. Сановник вышел к экипажу довольный, изрядно нагрузившись пивом. Посох выписывал в воздухе замысловатые вензеля.
Анна видела царя один раз, пять лет назад, на обеде, устроенном в его честь. Гигантский рост московита, его громкий голос и резкие движения напугали принцессу. Поведение Петра шокировало её. Прилично ли монарху работать топором, лазать по мачтам, сидеть в таверне с матросами? Чураясь знатных лендлордов и духовных особ, посещать кабинеты учёных, где режут на части лягушек. Внимать подозрительным речам Исаака Ньютона, который, как говорят, открыл закон всемирного тяготения, на что в священном писании нет и намёка.
34