Вернемся еще раз к Антонию, устроившему свою обитель в далеком оазисе. Арабы, вместе с которыми он добрался до Внутренней Горы, время от времени доставляли ему хлеб, и вскоре о местонахождении преподобного Антония прознали и его ученики. Не желая зависеть от них, он сам стал выращивать хлеб на небольшом клочке плодородной земли, запретив животным тревожить его и разорять его посевы.[84] Здесь мы уже видим картину, характерную для всех рассматриваемых нами монашеских памятников, картину таких отношений с животными, которые говорят о возвращении человека в состояние Адама до грехопадения.
Его монахи, находившиеся на «Внешней Горе» Писпир возле Нила, достаточно часто общались с Антонием, самые же докучливые пытались искать его и на Внутренней Горе. Однако подобные путешествия были опасны для малоопытных монахов, и потому Антоний время от времени сам спускался в Писпир, куда стекались многочисленные гости священнослужители, монахи и миряне, приходившие к нему за советом, утешением и исцелением.[85] Палладий рассказывает о том, как Кроний, впоследствии ставший нитрийским пресвитером, в начале своего монашества пять дней ждал случая увидеть святого Антония, узнав, что «он посещает монастырь иногда через десять дней, иногда через двадцать, иногда через пять».[86] Делалось даже предположение о том, что Внутренняя Гора как таковая являлась изобретением Афанасия, и, что, покидая Писпир, Антоний вел жизнь обычного пустынного странника (βοσκοί — мн. ч. от βόσκος «пасущийся» — древние монахи Палестины и Месопотамии, жившие в горах, никогда не селившиеся в домах, питавшиеся только растительной пищей и посвящавшие все свое время молитве и пению псалмов — прим. пер.)}[87] У нас нет достаточных оснований для подобных предположений. Подлинность Внутренней Горы подтверждается независимыми от св. Афанасия источниками. Но не следует полагать и того, что он проводил все свое время между нею и Писпиром. Антонию присуща особая свобода движения, свойственная ему как первопроходцу и опытному подвижнику, сказавшему: «Я более не боюсь Бога я люблю Его».[88]
II. ИНСТИТУТ
В этой лекции мы обратим особое внимание на внутренние формы египетского монашества в период жизни двух первых его поколений, то есть прежде, чем оно обрело собственную скольконибудь продолжительную историческую составляющую, которая могла бы стать основою для серьезной интроспекции или для осознания монашеством самое себя в качестве некой исторической силы.
Об образе жизни, избранном Антонием, мы говорили в конце предыдущей лекции. Его Внешняя Гора или Внешняя Пустынь — о ее организации, которая, вне всяких сомнений, была очень простой, нам известно очень немногое представляется чемто вроде сообщества стражей, охраняющих врата, ведущие к святому, которое напоминает несколько более позднее монашеское сообщество, охранявшее состоявшую из трех комнат келью на утесах к востоку от Асиута, где в течение сорока восьми лет пребывал в затворе преподобный Иоанн Никопольский, посещать которого разрешалось только по субботам и воскресеньям.[89]
Неподалеку от обители Антония существовали и другие общины, например, файюмская община Арсиноэ, к которой было обращено самое большое из семи посланий Антония[90] (хотя Антоний, возможно, и не владел грамотой, он мог надиктовывать письма, представляющие большое значение для богословия и истории религии, которые, по крайней мере, в одном месте неожиданно выказывают его знакомство с учением Оригена).[91] По соседству, в районе Гераклеополя и Кинополя (Верхний Египет), находились и мелетианские общины с их «президентами» προεστώτες — и «стюардами» οικονόμοι[92] наличие которых свидетельствовало о существовании некой общинной организации, развитость коей, впрочем, не следует преувеличивать. У нас нет оснований для того, чтобы утверждать (как это уже делалось),[93] что мелетиане полностью воспроизвели пахомиеву систему. С другой стороны, Кассиан сообщает нам о существовавшей в его время в Дельте киновии, организация общинной жизни в которой, согласно его словам, была неукоснительно перенята у древней Иерусалимской Церкви, когда после Пятидесятницы «все у них было общее».[94]Существование других — находившихся вне пахомиевой общины монастырей, о которых идет речь в его [Пахомия] Vita Prima,[95] означает, что мы можем называть его основоположником киновийного жительства с известными оговорками. Тем не менее, не подлежит никакому сомнению то, что, в общем и целом, Пахомий всегда рассматривался и рассматривается именно в таком качестве.
91
Ер. IV. 567. «Etenim ex una sunt illi omnes cognoscibili essentia; et ex fuga eorum a Deo multa diversitas facta est inter eos propter varietatem operationis eorum; propter hoc etiam omnia haec nomina imposita sunt eis propter unamquamque operationem eorum; propter hoc quidam ex eis vocati sunt archangeli…» (перевод Гаритга с грузинского).
93
Cm. Holl, Gesammelte Aufsätze II (1928), pp. 2927; Heussi, Ursprung des Mönchtums, pp. 12931. Еще одна ссылка мною потеряна.