В этом районе «гора» поднимается не более чем на четыре метра над уровнем моря, а «темь» поднимается еще метра на три. В двенадцати милях южнее селения, сразу же за каналом Нубарийя, пустынная земля поднимается до одиннадцати или даже до пятнадцати метров. Здесь, как это видно на километровой карте, с востока на запад примерно на шесть миль тянется ряд так называемых «замков» (Qusur) КасрэльВахейди, КасрэльРубайят и так далее. Карта ничего не сообщает о природе этих объектов. Однако словом «каср» (qasr) нередко называют некие каменные строения, к которым, возможно, относились и кельи; у меня есть все основания предполагать, что при более внимательном рассмотрении они действительно окажутся Келлиями анахоретов, находящимися в двенадцати милях от Нитрии и, как мы уже говорили, стоящими поодаль друг от друга. Настоящая пустыня начинается только здесь.
(При беглом знакомстве с этим районом господин Антуан Гийомон в марте 1964 года обнаружил серьезные свидетельства в пользу этого предположения, которые, как хочется надеяться, будут подтверждены и результатами раскопок. См. A. Guillaumont, Le site des 'Cellia', Revue Archeologique, 1964, torn. II (JulySeptember), pp. 4350).
В Нитрии аскеты могли жить поодиночке, парами или группами. Мы черпаем свои сведения из источников, написанных только через полстолетия (это Палладий и Historia Monachorum);[214] однако то, что они сообщают нам, вероятно, приложимо и к тому времени, когда монахов здесь было сравнительно немного. Руфин в своей «Церковной истории» [215]сообщает (речь идет примерно о 373 годе), что здесь находилось не менее трех тысяч монашествующих. Через двадцать лет Палладий говорит уже о пяти тысячах монахов. Согласно Historia Monachorum они занимали около пятидесяти «обителей» (μονού) разных размеров, в которых могли жить как двоетрое, так и несколько сотен монахов. Так, в палладиевом «Диалоге о жизни святого Иоанна Златоустого» (Dialogus de Vita Sancti Joannis Chrysostomi) мы читаем об обителях с 210 и со 150 монахами.'[216] Здесь уже не могло идти и речи о том, чтобы жить на «расстоянии крика» друг от друга. Если бы в девятом часу вы оказались в центре [Келлий], вы услышали бы пение псалмов, доносящееся изо всех обителей и решили бы, что находитесь в Раю. Здесь, в центре, находилась единственная «экклесия» это слово так же как и в Сирии, повидимому, обозначало всю совокупность церковнообщинных строений, а не одно только место богослужения (которое Афанасий называет κυριακόν, откуда происходит и наше «церковь»). По всей видимости, по субботам и воскресеньям на общее богослужение и общую трапезу сюда сходились все монахи. За оградой стояли три пальмы, с которых свисали плети для наказания провинившихся монахов, грабителей и какихто иных нарушителей. Семь пекарен обеспечивали хлебом как Нитрию, так и Келлий. Здесь же находился и странноприимный дом, в котором страннику дозволялось неделю жить «без дела», после чего он получал работу в саду, в пекарне или на поварне; грамотным давали читать книги и оставляли их в одиночестве до полудня. Странники порою проводили здесь по дватри года. На Нитрийской горе существовали свои врачи и пирожники (pastrycooks πλακουντάριοι в русском переводе «Лавсаика» «аптекари» прим. пер.), здесь употреблялось и продавалось вино — вещь немыслимая для тавеннисиотов.[217] Помимо традиционного для монастырей производства канатов здесь занимались и льном, что в очередной раз напоминает нам о близости этих мест к плодородным землям Дельты (так, в ВадиэльНатрун подобное занятие было бы невозможным). Этим же ремеслом, скорее всего, занимались и в тавеннисиотской общине: Аммон рассказывает о доме в Пбоу, в котором жило двадцать два ткача.[218]
Как Антоний, так и Пахомий избежали рукоположения. Нитрия же имела свое собственное священство с очень раннего времени. Памво, хотя, по меньшей мере, в одной истории он изображается неграмотным,[219] вероятно, стал священнослужителем еще до 340 года.[220] Относящееся примерно к 356 году послание Феодора Тавеннисиотского адресовано «Моим возлюбленным братиям, пресвитерам, диаконам и монахам Нитрийской горы»;[221]«Послание Аммона», в котором оно представлено, приводит имена четырех священников: Памво, Пиора, Гераклида (вероятного, старшего над ними) и Агия.[222] Уже тогда мы имеем полный клир, возглавляемый коллегией пресвитеров. Во времена Палладия численность последних достигала уже восьми, и они образовывали нечто вроде совещательного совета, хотя служение Литургии, проповедь и отправление правосудия вверялись единственно старшему пресвитеру.[223]
217
V. P. G' сс. 6 (4. 29), 79 (53. 18); Praec. 45, 54. Больным разрешалось употреблять вино и здесь (Рг. 45), хотя этот обычай принимался не всегда (К P. G1 53.18). Вне Киновии полное воздержание отупотребления вина даже в Скиту рассматривалось как индивидуальная аскетическая практика. Однако в Κ А. с. 7 (853д) полное воздержание считается чемто само собой разумеющимся. Слова Пимена ό οίνος όλως ούκ εστι των μοναχών (G Роет. 19) звучат в ответе, восхваляющем некоего монаха за то, что он не пьет вина. Слова Ксоя о том (G Xois 1), что вино вредит монаху, живущему по Богу, сказаны в ответ на вопрос о том, не является ли излишней третья чаша, и, вероятно, имеют отношение к Сисою, который дважды (G Sisoes 2, 8) вынужден был разрешать ту же проблему и оба раза давал один и тот же ответ в том смысле, что и третья чаша не была бы излишней, если бы не существовало сатаны. В Sisoes 8 поводом является προσφορά в обители святого Антония, на которой подается «книдион» вина. В других историях о Ските (P. J. IV. 53 = Nau 144) и Келлиях (N 60; P. J. IV. 54 = N 148) говорится об употреблении вина по праздникам. Макарий Египетский (G Mac. Aeg. 10) не отказывался от предложенного ему вина, но за каждую выпитую чашу целый день не пил воды. Пафнутий (G Paph. 2) обычно воздерживался от вина, однако выпив чашу под угрозою меча старейшины разбойников, обратил того ко Христу. Когда Ксанфию (G Хап. 2), перешедшему из Скита в Теренуф, предложили чашу вина, бес стал уязвлять его, называя Ксанфия винопийцей, после чего монах спокойно выпил вино и тем изгнал этого беса. Запрет на употребление вина молодыми монахами (MS. Вегlin Phill. 1724, 216 b = N (Guy) 592—45, последняя история в Evergetinos III. 42) приводит к тому, что бесы, входя в старых монахов, предлагают им вино. Иосиф Панефизский угощал своих гостей вином, сам же вместе со своими учениками пил тем временем смесь морской и пресной воды (G Eulogius).
218
Ер. Am. с. 19 (108. 1). См. также V. P. G с. 134 (84. 30) женские обители занимались ώμόλινα νήθειν εις τους λεβίτωνας.