Однажды Макарий отправился из Скита в Нитрию. Шедший впереди ученик встретил языческого жреца и вскричал: «Эй, бес, куда это ты?» Язычник так огрел монаха своим посохом, что тот повалился наземь. Он продолжил свой путь и вскоре встретился с Макарием, который сказал ему лишь: «Помоги тебе Бог, усталый странник». Язычник изумленно спросил: «Что заставило тебя обратиться ко мне с такими словами? Неужели ты увидел во мне чтото хорошее?» «Я вижу, что ты изнемог от своих трудов, ответил старец. А ведомо ли тебе то, что все эти труды напрасны?» Жрец отвечал ему: «Своим приветствием ты поразил меня до глубины сердца, и я сразу понял, что ты Божий человек. Только что я встретил другого плохого монаха, который оскорбил меня, после чего я сразил его своим посохом». Припав к ногам Макария, жрец обратился к нему с мольбой: «Я не дам тебе уйти до той поры, пока ты не пострижешь меня в монахи».[249]
Говоря об отношениях с язычниками, нельзя не вспомнить историю, рассказанную аввой Олимпием о пришедшем в Скит языческом жреце, который поселился в его келье. Видя монашеский образ жизни, он обратился к хозяину кельи с вопросом: «Видя вашу строгую жизнь, ваш Бог, наверное, открывает вам очень многое?» Услышав отрицательный ответ, жрец задал еще один вопрос: «Мы служим своему богу иначе, и он не утаивает от нас ничего, открывая нам тайну за тайной. Неужто вы со своими тяжкими трудами, бдениями, безмолвием и аскезой вовсе не сподобляетесь видений? Если это так, значит, в ваших сердцах живут злые мысли, отделяющие вас от вашего Бога, и потому Он не открывает вам Своих тайн». Когда Олимпий поведал об этом старцам, те изумились и сказали в ответ: «Так оно и есть. Нечистые мысли отделяют человека от Бога».[250] Здесь обращает на себя внимание стремление язычников к видениям, которые никогда понастоящему не привлекали христиан, а также смирение монаха, готового учиться даже у язычника.
Первоначальная обитель Макария, как полагают, находилась гдето в районе сохранившегося монастыря ДеирэльБарамус (монастыря «римских братьев»), расположенного у западного края долины.[251] Когда число насельников умножилось, он, вероятно, перешел на более высокое место, находившееся за невысоким кряжем у воеточного ее края, возле монастыря, носящего ныне его имя.[252] Кассиан застал в Скиту уже четыре общины или «Экклесии»,[253] третья из которых представлена ныне монастырями близнецами аввы Псоя и Сирским, а четвертая — обитель Иоанна Колова находится в запустении уже несколько столетий (местоположение ее известно).[254]
* * *
Продолжив свое путешествие вниз по Нилу после визита к Антонию, Закхей и Феодор прибыли в Александрию во время возвращения Афанасия из второй его ссылки, когда первого октября 346 года знать и народ, если верить написанному, проходили сотню миль только для того, чтобы встретить своего епископа.[255] Его возвращение вызвало небывалый прилив религиозного энтузиазма и умножение числа пустынников.[256] Вне всяких сомнений, это относится, в первую очередь, к ближайшим к Александрии Нитрии и Скитской пустыни. Впрочем, это явление затронуло всю долину Нила (мы можем попутно заметить, что в этом же году великий затворник Иоанн Никопольский, вероятно, поселился в своей пещерной келье).[257] Этому способетвовала продолжавшаяся проповедь Афанасия. Около 352 года его услышал только что крещеный семнадцатилетний Аммон.[258] Отосланный от некоего заподозренного в ереси фиваидского монаха, за которым он вознамерился было последовать, Аммон был отправлен в Пбоу на тавеннисиотской лодке вместе с Феофилом и Копром, которые везли Афанасию послания Феодора.
Умножение монашествующих, бурный экономический рост и процветание обители (которая теперь столь разительно отличалась от пустынных селений тридцатилетней давности) оказались непосильным испытанием для Орсисия, который не успело пройти и пяти лет — стол кнулся с открытым непослушанием одного из монастырей общежития, после чего передал бразды правления Феодору, пусть тот и называл себя всего лишь помощником Орсисия. Под его энергичным и исполненным всяческого сочувствия руководством порядок вскоре был восстановлен. Мятежный монастырь вернулся в общежитие.[259] При Феодоре в общину вошли еще две обители, находившиеся возле Гермополя Магна (Ашмунейн), примерно в ста милях ниже по Нилу. Появились также монастырь в находившемся возле Фив Гермонте, а также женская обитель Бехне (Vichne) в миле от Пбоу.[260] В «Послании Аммона» представлена живая картина жизни общины, в которой он провел три года (впрочем, не следует забывать, что здесь представлены воспоминания впечатлительного юноши, записанные им через сорок лет). Феодор, узнав в Аммоне будущего служителя церкви, стал обучать его монашеской жизни[261] (Аммон изучал саидский язык в Пбоу),[262] однако, когда через три года юношу нашел друг его семьи, который хотел отвести его к скорбящей матери, которая также приняла христианство, Феодор не стал возражать против этого. При этом он (Феодор) дал ему совет после свидания с родителями отправиться на Нитрийскую гору.[263]
257
Это произошло за сорок восемь лет до посещения его Палладием, которое, скорее всего, приходилось на 394 г. Н. L. с. 35 (105. 16).