Когда в 393 году Епифаний посетил Иерусалим,[378] он, вероятно, уже знал о том, что в начале года там появлялся некто Атарбий (Атервий), призывавший анафематствовать Оригена.[379] Руфин указал ему на дверь. Иероним же, ко всеобщему удивлению, присоединился к анафематствующим. Атарбию в скором времени пришлось покинуть Палестину, Епифаний же, подозрения которого только усилились, попытался добиться анафемы Оригена со стороны епископа Иоанна, однако нисколько не преуспел в этом. В проповеди [Иоанна], с которой Епифаний не мог не согласиться, учение Оригена получило положительную оценку. Во время следующего своего визита Епифаний повел себя куда более решительно и сам произнес проповедь, обличающую Оригена, на которую епископ Иоанн ответил словом с обличением антропоморфизма.[380] Открытого разрыва церковного общения не произошло. Однако, появившись в Иерусалиме на следующий год, Епифаний взял брата Иеронима Павлиниана в свой старый монастырь, находившийся в диоцезе Элеутерополя, то есть вне пределов юрисдикции Иоанна, и рукоположил его в пресвитера, намереваясь отправить в вифлеемскую общину, в которой пресвитер же Иероним в свое время служить отказался. Это не единственное проявление своеволия Епифания в этот период. Тем не менее, он изобразил искреннее удивление, узнав, что Иоанн счел его действия оскорбительными.[381] Все кончилось тем, что он призвал монахов прервать церковное общение с оригенистом Иоанном. Что касается Иеронима, то тот повел себя достаточно осмотрительно и на всякий случай отослал брата на Кипр, надеясь, что скандал в скором времени уляжется. Другие же члены его общины вели себя столь безрассудно, что Иоанн объявил об отлучении от церкви всех тех, кто признает рукоположение Павлиниана законным, их запрещено было даже отпевать в церкви Рождества, катехуменов же своих они должны были вести для крещения к епископу Диосполя (Лидды). Именно в это время Иоанн попросил вмешаться в происходящее Феофила Александрийского, который и прислал в качестве посредника Исидора, хотя ситуация нисколько не улучшилась после обнаружения послания Феофила Руфину, свидетельствовавшего о пристрастности епископа (следует заметить, что в этот период Феофил явно находился на стороне оригенистов). Тем не менее, в конце концов, в начале 397 года ему удалось достигнуть примирения. Вскоре после этого Руфин окончательно покинул Палестину, а его старый друг даже проводил его в путь.[382] Считается, что один из эпизодов «Лавсаика» свидетельствует о том, что одну из главных ролей в уврачевании раскола сыграла Мелания.[383] Через три года в 400 году она также оставила Палестину, однако после разграбления Рима вернулась умирать в Иерусалим.[384] Самая ожесточенная и продолжительная размолвка Иеронима с нею и с Руфином началась уже после того, как они вернулись в Италию, но нас, в данном случае, она уже не интересует.
Через несколько дней после кончины Евагрия, пришедшейся на Богоявление 399 года, было зачитано ежегодное Пасхальное послание Феофила. В нем прозвучало открытое и категоричное осуждение антропоморфизма.[385]Образованные обитатели Нитрии и Келий, разумеется, приветствовали его появление. Однако в Скиту его было дозволено читать только в одном из четырех братств, а именно, в братстве аввы Пафнутия, однако и там оно было воспринято крайне болезненно. Пришедший из Каппадокии диакон Фотий смог убедить старца Серапиона в том, что антропоморфизм отвергается вселенской церковью. Когда же все решили возблагодарить Господа за это чудесное вразумление, старик принялся рыдать: «О, несчастный я! Отняли у меня Бога моего; кого теперь держаться не имею, или кому кланяться или молиться, уже не знаю». Кассиан, у которого мы находим приведенную здесь историю, вероятно, сам присутствовал при этой сцене.
В других обителях Скита и Нитрии послание Феофила было встречено еще более враждебно. Сократ рассказывает нам о том, как толпа монахов спустилась в Александрию, где Феофил пытался успокоить их следующими еловами: «Я вижу вас будто лицо Божие». Не удовлетворившись этим, монахи продолжали наседать на епископа: «Если в самом деле так исповедуешь, то осуди книги Оригена». Феофил сдался. «Я столько же как и вы порицаю тех, которые следуют мнениям Оригена».[386]