* * *
Иерусалим оставался высочайшею из вершин, к которой стекались многие народы. В последние годы царствования императора Маврикия между Византийской и Персидской империями установился мир, что, помимо прочего, порождало ощущение безопасности. Церкви и монастыри множились, украшались и богатели благодаря притоку паломников со всех концов христианского мира. В этом отношении характерной фигурой представляется Авраамий, который пришел сюда из своей константинопольской обители, обнаружил на Елеонской горе «византийцев» и стал впоследствии настоятелем юстиниановой «Новой» церкви Пресвятой Богородицы и, наконец, архиепископом Эфесским.[1045] «Новая» церковь с приданною ей обителью, находившаяся, в какомто смысле, в привилегированном положении, быстро привыкла к мирским богатствам и стала источником постоянных неприятностей для патриарха. Ее игумен Анастасий получил в 596—7 гг. увещевательное письмо от святого Григория Римского.[1046] Когда в 601 году Исаакий сменил Амоса на патриаршем престоле, святой Григорий в ответе на его синодальное послание вновь обратил внимание на это противоречие и призвал положить конец практике симонии.[1047] Сообщается, что святой Григорий отправил инока в Иерусалим с тем, чтобы тот подыскал там гостиницу.[1048]
Сентябрьский праздник Обновления (Encaenia) и Воздвиженья Честнаго Креста Господня, в какомто смысле, являлся великим ежегодным чествованием Христианской империи, собиравшим не меньшее количество паломников, чем Пасха. С этим праздником связано повествование, в котором Софроний (если древняя традиция, приписывающая ему авторство, верна) описывает это время и это место, — повествование о египетской блуднице Марии,[1049] отправившейся вместе с паломниками в Иерусалим из любопытства. Мария смогла войти в храм только после того, как покаялась и исповедалась; после этого она ушла за Иордан, туда, где ее не могли увидеть люди, и провела сорок семь лет в двадцати днях пути к востоку от Иордана, где ее и встретил старый авва Зосима, который подобно другим инокам своей обители проводил Великий пост в пустыне. Здесь же через два года он и похоронил ее, ископать же могилу ему помог лев. Писатель сообщает, что записал это предание так, как ему рассказывали его иноки зосимовой киновии близ Иордана, передававшие его из поколения в поколение. Это подлинная икона. В Восточной Церкви одно из воскресений Великого поста посвящено преподобной Марии Египетской. Исторично же данное повествование или нет совершенно неважно.
В 602 году центурион Фока завладел троном и казнил императора Маврикия и его семью, положив тем начало периоду тирании и смуты. Персидский царь Хосрой тут же вышел на тропу войны, желая отомстить убийцам своего благодетеля императора Маврикия. Ходили слухи о том, что некоторым членам семьи казненного императора удалось выжить: поговаривали, что в Александрии скрывается его сын,[1050] а в Иерусалиме, возможно, находятся его сестра и дочь, разыскиваемые Фокой и его приспешниками.[1051]Возможно, и свидетельство о том, что военачальник Воносий (которого ненавидели не меньше самого Фоки) замышлял убийство патриарха Исаакия,[1052] имело под собой определенную почву. Тем временем партии цирка, «синие» и «зеленые», нарушили мир самого Иерусалима.[1053] Повеюду процветала магия. Иудеи и монофизиты относились к Империи со все большей враждебностью. Казалось, что самое Вера может утратить свои корни. Савваит Антиох, о котором мы еще услышим, призывая не верить снам, рассказывает историю о подвизавшемся в течение многих лет на Синае отшельнике, которому снились вещие сны. В одном из снов он увидел множество мучеников, апостолов и христиан, лица которых были темны и исполнены стыда, лица же Моисея, пророков и иудеев лучились светом и радостью. Тут же оставив Святую Гору, он пришел к иудеям, жившим в Hoape (Noara) и Ливиасе, по обе стороны Иорданской долины (Ноара находилась всего в трехчетырех милях от Хозивы), обрезался, взял себе жену и с этих пор вел открытую пропаганду против христианства. Антиох видел его в этом месте за год или за два до персидского нашествия. Иудеи почитали этого отступника, величая его вторым Авраамом.[1054] Эта история вызывает в памяти печальный рассказ Мосха о монахе из Месопотамии, который отправился в паломничество по Палестине и принял православие, увидев во сне жегомых адским пламенем Нестория, Феодора и других ересиархов.[1055]
1051
Couret, La Palestine sous les Empereurs grecs, p. 213; Abel, Revue Biblique, 34 (1925), pp. 5757. Свидетельство представляется достаточно неубедительным.