Мрак вновь сгустился красными отблесками насмешливого глаза. Змей наблюдал и злорадно щурился, точно предвкушая новое «веселье». Джоэл озирался по сторонам, крепла уверенность, что именно теперь обязан появиться Легендарный Сомн. Меч Нейла Даста беззвучно рычал в руке, старая сталь, закаленная кровью, требовала настоящего сражения с достойным противником, а не убийства мирного населения. На сердце крепла болезненная тоска неотвратимой беды. Джоэла всю ночь изводило это предчувствие, уже забрезжили лучи Желтого глаза — и ничего не произошло. Но ощущение беды не исчезло. Вскоре Джоэл понял, почему: в цитадели у дверей вестибюля к ним вылетел навстречу бледный как полотно Батлер.
— Энн… Она… — потерянно воскликнул он, всплескивая руками.
— Что случилось?! — в один голос вскрикнули Джоэл и Ли.
— Энн… — простонал Батлер, и время остановило свой ход между обезоруживающим ужасом неопределенности и его словами.
Глава 22. Боль настоящего и прошлого
Пространство сужалось и корчилось, как задыхающийся висельник в петле. Шаги по коридору звоном лезвий отражались от зеленого кафеля.
— Энн ранена… Говорят, ее шансы малы… Или… Или я так услышал… я…
Срывающийся голос Батлера тонул в нестройном мерцании электрических лампочек. Пружины накаливания трепыхались слепящим огнем, вызывая резь в глазах. Лампочки, все лампочки, а не слезы. Только по щекам Батлера сочилась соленая влага, он не замечал, как крупные капли теряются в каштановой бороде. Он не обращал внимания на нитку оторванной верхней пуговицы, не видел сбитый набок воротник серой рубашки. Упрямо оттягивал его порывистыми движениями, лишь сильнее удушая себя. С каждым шагом по направлению к госпиталю ему все больше не хватало воздуха. Он почти бредил, все повторяя и повторяя неразборчивый монолог.
— Она выживет! — беспрестанно восклицал Ли, но его руки дрожали, угловатые плечи резко подергивались.
— Я уже ни во что не верю, — глухо отвечал Батлер. А Джоэл молчал, голос застрял на уровне гортани, слипся комом обессмыслившихся слов. Собственные шаги и шаги друзей звучали дробью барабанов, которые обычно возвещали о казнях опаснейших преступников. Иллюзии… все только иллюзии, проклятые наваждения. Рядом шли друзья — это главное. Они застыли возле глухих створок больничного крыла. Их не пропускали, несколько санитарок указали им на грязные сапоги, беспощадно потребовали убраться подальше.
— Где Энн? Энн, охотница… — не унимался Батлер. — Прошу, умоляю, скажите, что она жива!
— Утром поступила? В операционной. Ждите, как все, если больше дел нет. Вас позовут, — сварливо осадила их здоровенная бабища с красным лицом, вероятно, старшая сестра. Она указала на небольшую комнату с лавками, тянущимися по стенам. Помещение напоминало камеру для мелких хулиганов и пьянчуг, только дверь и окна не перепоясывали решетки.
— Батлер, расскажи четко и ясно, что произошло, — наконец потребовал Джоэл. Слова звучали какофонией, ордами неверных звуков, не способных ни успокоить, ни взбодрить. И даже по отношению к друзьям выходил жестокий бесстрастный допрос. Чем он лучше Умана? Так же за годы службы растерял умение сопереживать и вообще чувствовать. Известие о происшествии с Энн сперва выбило воздух из легких, но затем мыслям вернулась предельная ясность. Джоэл так привык: когда все вокруг сходили с ума от горя и потрясения, кому-то надо оставаться с холодным рассудком, чтобы не наделать глупостей. Батлер и так был на грани, вместо ответа он кинулся к двери, заламывая длинные руки:
— Они врут мне! Энн умерла, а они скрывают…
— Заткнись! Она жива! — прикрикнул на него Ли и оттащил от двери. — Жива, чтоб тебя! Заткнись!
Батлер сел на место и закрыл лицо руками, погружаясь в оцепенение каменной статуи. Такие в нелепых позах застыли повсюду в Квартале Богачей, либо увековечив деяния их прототипов, либо выступая некой аллегорией. Батлер теперь предстал невозможно точным воплощением скорби и ужаса.
Его неподвижные растопыренные пальцы, его опущенные плечи — все выдавало в нем отчаявшегося бойца, проигравшего свое последнее сражение. Его вечный бой с неудачами закончился катастрофой, и на Джоэла обрушилось чувство вины, привычное, но невыносимое: это ведь он заключил сделку с Энн. Ради этого они разворошили осиное гнездо в борделе и нашли тетрадь Рыжеусого, а потом случился бунт юго-западных трущоб, за ним стачки и новый бунт. Как будто потянулась черная цепь страшных событий, как будто все потрясения связывала единая неуловимая сила, проклявшая их с Батлером. Они оба боролись со злом и, как хотелось верить, творили добро. Но в награду получали лишь большее зло. Кто-то смеялся над ними. Сам Змей? За что над Батлером? Или только над ним, Джоэлом, видящим странные сны? Бил по самому больному: по друзьям, по боевым товарищам. Батлера уничтожал морально, Ли изводил кошмарами, а на несгибаемую Энн нашел управу в лице роковой случайности.