Выходило, Стелла всем что-то завещала, а ему на память остался только долгий поцелуй. Ни о чем не просила, ни в чем не обвиняла. Джоэл отвернулся, схватившись за переносицу. Стелла… Они едва не потеряли Энн так же, как Стеллу. Ее бы никто не заменил в их разваливающейся команде. И это в наступившие трудные времена!
Все некстати, наваливалось тяжелым комом, словно снежная лавина. Неприятности только так и приходят, стараются добить.
— Насчет тебя Стелла оказалась права, — сказал Джоэл. — Ты была и остаешься лучшей наставницей. А приемы, если что, и мы покажем с Ли. Ты лучше всех оберегала юных охотниц. Это даже важнее службы!
— Да-да… Я понимаю. Да… Вы себя берегите. Береги этого прохвоста Ли. Он все рвется в пекло. Я вон тоже дорвалась. Видно, отвыкла в академии от реальной опасности. Ну, вот и все теперь. Отправлюсь обратно.
На том визит и закончился. Энн устала, ей не хватало воздуха, чтобы продолжать разговор. Она откинулась на подушку и под действием препаратов снова заснула, измученная и поблекшая. Застыла пауза молчаливого прощания, отраженная безмолвным наветом от колыхавшегося усиленного Ловца Снов.
— Что нам теперь делать? — дрожащим голосом спрашивал Ли, когда они снова остались втроем за пределами госпиталя.
— Жить. Стараться жить, как раньше, — твердо ответил друзьям Джоэл. — Энн не хочет, чтобы ее жалели, чтобы просили у нее прощения. Ни ты, Ли, ни ты, Батлер, ни в чем не виноваты.
«А я виноват», — подсказал ему некий чужеродный голос в голове, мелькнула тень каменного ворона и сотни разноцветных линий. Потом все стихло, как проходит короткое ослепление грозовой вспышкой. Но чувство вины не иссякало, оно глубоко загонялось в душу, как пыточные щепы под ногти. И хотя Джоэл утешал и поддерживал друзей, сам он бродил следующие дни мрачный и сварливый.
Несколько раз ему доводилось проходить возле пекарни, но с Джолин он не заговаривал: то ли сам злился, то ли боялся, что она злится. Видел ее раза три-четыре, замечал, как тяжело она возвращается по вечерам, должно быть, с горящими опухшими ногами. Он хотел бы помочь, прекратить все это, но и здесь оказывался бессилен.
Да еще после всех волнений Ли снова являлись жуткие химеры, переполнявшие его ловушки для кошмаров. Он говорил во сне, сначала упоминал Энн, все просил у нее прощения, потом замолкал, но продолжал метаться, не давая напарнику толком спать. Пару раз возникала эгоистичная мысль сбросить Ли с кровати, чтобы он дергался на полу. Но Джоэл только крепче обнимал любимого, привлекая к себе и стараясь успокоить, не разбудив. Ли действительно затихал на какое-то время. А потом все повторялось, и снова возникала морда страшного старика, куда ярче, чем раньше.
Точно потрясение, связанное с Энн, вызвало из темных недр подсознания худшие страхи. Боязнь потерять еще кого-то? Однажды Джоэл узрел в сетях распластанное окровавленное тело бледной женщины. Лицо ее, чудом сохранившее аристократически тонкие черты, превратилось в единую гематому, на лбу алела красной вспышкой глубокая рана. Но потом женщина менялась, растягивались и деформировались ее контуры.
Джоэл невольно отшатнулся. Накатывало самое жуткое воспоминание раннего детства: превращение в сомна собственной матери, а потом и отца. В четыре года память искажает реальность, но он помнил тот день, когда вместо уютной бедной спальни он очутился в западне с чудовищами. Момент спасения вовсе стерся, образы родителей остались лишь смутной пепельной грустью, поселившейся глубоко в сердце. Временами возникала обида за то, что они вот так его бросили. Пусть против своей воли. Он душил эту детскую эгоистичность, уничтожал рациональным спокойствием логичных доводов: никто не выбирает день своего обращения. Нельзя за это винить. Поэтому он не видел в кошмарах тот вечер, зато постоянно вспоминал другой…
К Ли же вернулось нечто, что потрясло его, очевидно, еще до их знакомства. Мерзкий старик, окровавленная женщина, неразборчивые химеры — по кругу каждый день. Так продолжалось до самых выходных, когда им давали возможность отдохнуть положенные десять часов. Большую часть дня они все равно провели в цитадели, улаживая некоторые «бумажные» дела в ожидании визита к Энн. Но она говорила неохотно и преимущественно с Батлером, успокаивала его и поддерживала, хотя сама в большей степени нуждалась в поддержке. Но они хранили свои секреты, в которые Джоэл и Ли не лезли, ждали, что Батлер сам расскажет, если сочтет нужным. Каждый хранил свой, как Джоэл о памятном пожаре, случившемся больше двадцати лет назад… Как и Ли о чем-то своем, неразгаданном и жутком.