«Я еще жив… Жив… Пока что…» — слабо осознавал Джоэл. Когда он открылся для когтей, он рассчитывал, что времени ему хватит только на один решительный удар, а дальше — темнота. Но нет, он продолжал мучиться и терзаться от ледяного огня.
Тело его беспомощной грудой разорванного тряпья лежало на залитой кровью мостовой, а горло сдавливало колючей проволокой. Он не мог позвать на помощь, оставалось лишь уповать на отряды охотников, которые наверняка прочесывали улицы в поисках притаившихся чудовищ. Хотелось сказать им, что все закончилось. Эпидемия превращений закончилась и больше не повторится. Но одновременно в предсмертные минуты разрывали сомнения: победил ли он? Куда на самом деле исчез Вестник Змея? Он не узрел его окончательную смерть. А значит, жертва охотника могла оказаться напрасной.
И с этой мыслью, с этими жалящими разум сомнениями, он продолжал цепляться за жизнь, пока кровь толчками выходила из множества рваных ран. Похоже, один коготь пропорол правое легкое, другой искромсал левый бок. Удушье нарастало, вместе с ним и холод. Они как будто соревновались в том, кто быстрее добьет неразумного человека, поверившего, что в его силах сразиться с древним злом и остаться в живых. Герои легенд недаром чаще всего умирали после таких поединков с великими чудовищами. В добрых сказках их вытаскивали из мира мертвых возлюбленные, волшебники или божественные сущности. А в мрачных легендах так и обрывался нелегкий срок скитальцев.
«Я просто не хочу умирать!» — немо прокричал Джоэл, когда холод снова обрушился шоковым ударом судорог, выкрутив, как утонувшего земляного червяка. Боевой азарт иссяк. Он не хотел умирать, просто не хотел умирать. Разве нельзя иначе? Еще слишком много дел притягивали его к этому миру. Слишком много людей, которых он желал защитить и сберечь.
«Ли, я тебя уберег от Вестника Змея, прости меня, мой дорогой Ли… Джолин… я так тебя подвел… ты не должна страдать в этой пекарне! Джолин! Джолин! Где же ты? Пережила ли ты эту ночь? Джолин!» — взывал он, едва понимая, что никто его не услышит.
Он сделал свой выбор, подверг себя опасности, когда разделился с Ли. От гордыни ли? Или от желания оградить любимого от того мира чистого исконного ужаса, в котором только что скитался бесприютным призраком? Или его вел Страж Вселенной? Где же он бродил теперь со своей колесной лирой, излеченный святителем Гарфом? Не помогал, как помогли ему. Не слышал или насмехался так же, как Змей. Возможно, Каменный Ворон всегда служил воплощению Хаоса, всегда разыгрывал комедию перед сумасшедшим охотником… Зачем? Джоэл не верил.
Вздрагивая и извиваясь в тщетных попытках подняться, он ни на миг не усомнился в том, что поступил правильно. Он остановил поголовное превращение жителей Вермело. Больших доказательств ему уже не требовалось. Но уцелел ли Ли в нашествии чудовищ? Не обратилась ли в своей пекарне Джолин? Джоэл боялся, настолько боялся потерять их, что мучения собственного пропоротого когтями тела превращались в предельную дикую тревогу за друзей.
— Джоэл!
Крик, громкий девичий крик, такой знакомый. Вместе с ним пришли первые лучи Желтого Глаза, их фальшивой замены солнца. Но все же фальшивка светила на менее ярко, давала не меньше тепла в полдень. Ныне едва забрезжил рассвет. И вместе с ним по залитым кровью улицам летел голос, ее голос.
— Джолин… — просипел Джоэл, но подавился кровью, заполнившей горло, и кашель выбил остатки сознания. Он еще смутно слышал истошные всхлипы:
— Сейчас, сейчас… Джо! Держись!
Доносился звук рвущейся ткани. Похоже, Джолин отрывала куски от своего платья и рубашки, накладывала жгуты на огромные кровоточащие раны. Если бы только это помогло… Жизнь ускользала. Сознание уплывало слишком быстро, унося в страну вечной ночи.
«Джолин! Ли! Простите!» — немо попрощался Джоэл, и мыслей больше не осталось.
Часть III
Глава 24. Скитания
Сначала он падал, летел бесконечно долго в колодец непрожитых дней. После — как после всего — сквозь мутные воды, из зазеркалья видений, донесся чеканящим метрономом голос:
— Рана смертельная. Ты понимаешь? Такой разрыв селезенки у вас пока не умеют лечить.
Под ребрами черным зноем теснилась болезнь, сжигала душу, уводя в плетение снов. Он несся сквозь толщу воды, застенное море давило чужой темнотой. И тихо на дно уходило растерзанное тело. Он не умер, но чувствовал, что умирает. Голоса с другой стороны извивались криками, но он уже не различал имен и лиц. Ничто — единственный закон небытия.