— Кто ты? Покажись! — вскинулся Джоэл, но заметил лишь сумрачного фантома в черной шали, метнувшегося за угол. В прежние времена, повинуясь долгу и любопытству охотника, он бы непременно попытался догнать. Но не теперь. Не теперь.
А где-то в подсознании мелькнул яркой вспышкой образ Каменного Ворона в огне, который вновь сражался со Змеем. И Джоэл не представлял, почему уверен, что это создание из кошмаров связано с загадочным призраком в черной шали.
— Ты с кем, Джо? — обеспокоенно спросил Ли.
— С ней… со старухой в черной шали!
— Джо, здесь никого нет. Знаешь, ты меня пугаешь. У тебя от бездействия мозг воспроизводит то, что травмировало твою психику в прошлом. Я вот читал об этом в библиотеке Цитадели как-то раз, и врачи предупреждали, что так может быть с тобой. И со всеми, кто пережил серьезное ранение, — Ли подошел вплотную и обеспокоенно нахмурился, его улыбка померкла на несколько мгновений, но тут же расцвела новыми красками: — Знаешь что? Забудь ты о старухах! Лучше объяснись с Джолин наконец. Вот скоро праздник Сбора Урожая. Ярмарка будет в Квартале Торговцев. Пригласи ее!
— Ей же нельзя покидать пекарню.
— А с тобой можно. Уман же велел тебе приглядывать за ней. Вытребуй разрешение у него, видишь, он вроде добрый. Велел приглядывать? Вот и приглядывай. Значит, пройтись с тобой можно будет. Давай, Джо, действуй!
Глава 30. Под сенью яблонь
День истекал соком спелого яблока. Солнце над крышами летело янтарной смолой, легко касаясь разноцветных флюгеров, едва уловимо вращаемых теплым ветром. Лето иссякало песком сквозь пальцы, и на полях полным ходом шли работы, к которым посменно привлекались труженики с фабрик и артели ремесленников из мастерских. Вермело не мог себе позволить, чтобы даже малая толика посеянных злаков и созревших плодов пропала, сгнила или стала добычей птиц и грызунов. Не разрешалось и людям без дела проникать в огражденные заборами сады.
— Ты уверен, Джо, что это хорошая идея? — спрашивал Ли в мансарде, завязывая перед зеркалом новое лиловое жабо.
— Ты же сказал вчера действовать. Вот я и действую. Разрешение от Умана получено, — лукаво поддел Джоэл.
— Да, но сады… Это ведь запретная территория.
— В честь праздника для меня станет разрешенной. Что я покажу Джолин на ярмарке такого, что она не видела?
— Ну, гадалок, например. Хотя дело-то твое, не мне указывать. Ладно, дружище, ты прав: действуй! — с душой сказал Ли, хлопая напарника по плечу. — А я и сам повеселюсь.
— Пойдем на ярмарку с тобой осенью, — пообещал Джоэл.
Праздник Сбора Урожая отмечался в Вермело два раза: перед началом работ и по завершению — в конце лета и в середине осени. По древним традициям считалось, что первые народные гуляния приносят извинения земле за то, что люди намерены притронуться к ее богатствам. Завершающие осенние торжества означали великую благодарность природе за то, что позволила собрать ее дары. И хотя в Вермело больше не верили в старинные обряды и сбор урожая начинали по мере созревания тех или иных плодов и злаков, но ярмарочные гуляния в Квартале Торговцев оставались одной из немногих радостей обычно угрюмых горожан.
Джоэл не участвовал в сборе урожая как охотник, хотя молодняк из академии отправляли наряду с рабочими. Зато опытным следователям полагались некоторые привилегии, которыми и хотелось воспользоваться.
«Вот и пекарня!» — думал Джоэл, когда неторопливо повернул на Королевскую Улицу. Он радовался, что теперь это строение не будит безотчетной ненависти и бессильной злобы, не нависает неразгаданной тайной. Теперь даже в Ловцах Снов не возникали омерзительные монстры. Хотелось верить, что половина из этих смутных образов принадлежала Зерефу Мару и его жене. Так взывала к отмщению и справедливости их нечистая совесть, о которой чета позабыла. Хотя часть кошмаров неизбежно относилась к беспокойным снам Джолин, но ныне образы химер померкли, истончились до смутных очертаний и едва ли могли кого-то устрашить.
Все возвращалось на свои места. Вещи, которые не должны пугать, больше не несли опасности: из пекарни доносился только чарующий аромат свежей выпечки. И Джоэл шел на него, как на верный ориентир, зеленой маяк светлой надежды.
— Джоэл!
Джолин встретила в дверях, и на губах ее играла улыбка. Она больше не напоминала осунувшуюся мумию, испитую усталостью непосильной работы и отчаянием заключенного. Теперь никто не дал бы ей больше ее реального возраста — двадцать пять лет, прекрасное время, расцвет молодости, по которому Джоэл порой скучал. Джолин же пришлось испытать в это благодатное время самые тяжелые испытания в своей жизни, и хотелось верить, что все они остались в прошлом. Теперь она улыбалась, почти как Ли — солнечно, ярко, совсем не таясь.