Батлер приблизился к ней шатающейся походкой умалишенного. И, как у сумасшедшего, вращались глазные яблоки на фоне выкатившихся из орбит белков, когда он приникал к шершавой поверхности, вслушиваясь в то, что творится по ту сторону запрета.
— Ида? Ида, ответь, — позвал он, но ответа не последовало. Батлер облизнул пересохшие губы, вздрогнул, бессильно прислонился к двери лбом, точно надеясь так послать мысленный импульс, перенестись туда, вниз, бестелесным призраком.
«Батлер… Что, если это конец?» — хотел сказать Джоэл, но язык примерз к небу. Оставалось только стоять немым свидетелем чужого неискупимого горя.
— Ида, пожалуйста, уже рассвет, уже закончилась ночь, — шептал Батлер, потом гулко ударил кулаком в дверь: — Проклятье!
— Батлер… Батлер, это ты, любимый? Прости! Я… я задремала, — донесся из подвала растерянный голос.
«А что если он просто спятил и держит жену в заточении, как тот маньяк, который набивал рты жертв червями?» — с ужасом подумал Джоэл, вспоминая одно из своих самых мерзких расследований.
С каждым мигом пребывания в сизой пыли лавки его окутывали все новые и новые сомнения, прорывались необоснованные подозрения. Батлер представал не печальным мудрецом, а опасным безумцем. И Джоэлу начало казаться, что и его привели не для казни, а для того, чтобы разделать в подвале, чего он, впрочем, все равно не позволил бы. Но кто мог гарантировать, что в лавке не притаилась какая-нибудь секта, практикующая жертвоприношения?
Джоэл беспокойно озирался по сторонам в поисках странностей, несоответствий слов Батлера его действиям или обстановке. Но взгляд наткнулся только на темную семейную фотографию, бережно повешенную в рамке на аккуратно покрашенной желтой стене, да еще откуда-то из угла, наверное, от порыва ветра, вырвавшегося из подвала, выкатилась синяя деревянная погремушка. Новая, чистая…
Сердце сжималось, замерзало от мысли, что Ида никогда не увидит свою дочь взрослой. А Батлер… Суждено ли ему? Он едва балансировал на грани сумасшествия. И без страха открывал дверь тому, что скрывалось внизу, под домом. Тому, что говорило голосом его жены. Джоэл невольно принял боевую стойку и схватился за тяжелый подсвечник, лежащий на полу, когда услышал глухие шаги на скрипучей лестнице. Кто-то неторопливо поднимался.
— Ида! Радость моя, — выдохнул Батлер, когда в дверях в окружении проржавленной дверной рамы показалась невысокая худенькая женщина в коричневом платье. Супруги обнялись, безмолвно, но с упоением и болью, будто не виделись тысячи лет.
Джоэл выронил свое смехотворное оружие. Хотелось плакать. Пришлось отвернуться, чтобы не трепать изодранные лохмотья своей ожесточенной души. Батлер и его жена, его Ида — кто бы посмел заподозрить их в чем-то страшном? Только преступник, только последняя тварь.
Они приникли друг к другу, как два сросшихся ветвями дерева, как две замершие на века в своей любви мраморные статуи. И не хотели расставаться, не хотели, чтобы беспощадная ночь вновь разлучила их, разрубила дверью подвала.
— Батлер, кто с тобой? — встрепенулась Ида, заметив вскоре Джоэла. Тогда она вышла на свет, и удалось рассмотреть ее: невысокая, лет тридцати пяти, с грубоватыми чертами лица и гладко зачесанными назад темными волосами, она предстала образцом порядочности и скромности. Не верилось, что эта строгая спокойная женщина при свете Красного Глаза оборачивается монстром.
— Этой мой старый друг. Охотник Джоэл, победитель Вестника Змея. Помнишь, я рассказывал о нем? Ему можно доверять, правда. Он не выдал нас, когда я уходил из Цитадели, — сумбурно представил Батлер и неуверенно добавил: — Не выдаст и теперь…
— Здравствуйте, Джоэл, — вежливо кивнула Ида, подходя, как будто совсем без боязни. — Могу я предложить вам взвар из кизила?
Только по нервному подергиванию узких губ женщины Джоэл понял, как она на самом деле напугана. Он любезно ответил:
— Если вы настаиваете.
— Я вышла из подвала, неплохо бы согреться, — с грустной самоиронией отозвалась Ида, виновато улыбаясь. Батлер тоже словно улыбнулся, но вцепился в переносицу, растирая уголки глаз, на лбу его отпечатались глубокие морщины.
«Шрамы на руках… Такие же, как у Джолин. Как будто ее жгли раскаленным прутом. Один и тот же изувер?» — подумал Джоэл, когда в приветствии пожал широкую ладонь Иды и ощутил на ней корку ожогов.
Они втроем прошли на кухню, расположенную за лавкой и выглядящую куда опрятнее соседнего большого помещения. Ровные полки с вымытой посудой, чистые окна и очаг — все говорило о руке опытной хозяйки. Весь дом кричал о том, что успел познать умиротворенность тех, кто мечтал жить в нем долго и счастливо. Но внезапно все пошло не так, неверно, неправильно, и навечно отняло дух покоя и радости.