«Зря ты сунулся в мои миры, Сумеречный Эльф! Зря нарушил порядок! Этот город все равно останется моей забавой!» — резонировал в голове отчетливый голос гигантской твари, самого зла.
«Этот город станет твоей тюрьмой!» — зашипел Страж Вселенной, выгибаясь от боли, когда сотни жалящих черных линий оплели и пронзили его тело. Он был на грани, таяли его контуры, весь он, может, и бессмертный, превращался в фантом, почти бессильный, истерзанный древнейшим злом.
«Тюрьмой? Для меня сам Хаос тюрьма! И эти жалкие миры в нем — мое развлечение. Но скоро все изменится, скоро Белый Дракон станет моим, я уверен, потому что ты не придешь ему на помощь», — прошипел Змей, и воздух содрогнулся. Голоса, похоже, слышал только Джоэл, но завихрения из пепла заставляли всех замереть в первобытном ужасе, в ожидании чего-то неминуемого.
— Они обращаются! Охотники обращаются! — закричали с башен Академии, а во временном лагере и впрямь наметилось движение. Принявшие стимуляторы союзники, даже не погружаясь в недра кошмаров, вдруг начали изменяться.
— Как? Этого не может быть! — ужаснулся Уман Тенеб. — Уничтожить их! Уничтожить!
— Видите? Охотники убивают тех, кого превратили в чудовищ! — тут же разнесся голос со всех башен. Связью всего Вермело теперь командовала Энн.
«Это все игра Змея! Это он контролирует превращения, как хочет!» — ужаснулся Джоэл, когда пришлось всаживать меч в грудь ближайшего охотника. Еще не доводилось так близко видеть начало обращения, еще не случалось узреть, как человеческое лицо перетекает в бесформенное месиво омерзительного гигантского слизня с жвалами и щупальцами, покрытыми шипами.
— Убей! — успел взмолиться охотник, прежде чем его рот видоизменился, а глаза совсем пропали. Быстрый отточенный удар меча прекратил страдания, возвращая покойному изначальный облик. Хоть что-то оставалось неизменным в своей жестокой непоколебимости.
— Это все Змей! — крикнул в пустоту Джоэл, но в Академии его не слышали, не узнавали и как будто не ждали. Он уже принял решение, когда присоединился к борьбе. Или еще нет? Он сражался против Змея. А все остальные делили иллюзии вероломной твари, которая искала какого-то Белого Дракона, и Джоэл смутно догадывался, что речь о нем.
Змей тянулся к нему, ради него обрушивал на город все новые беды. Только почему именно он? С какой целью древний асур решил провести его по всем ступеням бездны отчаяния? Как будто он питался безысходностью и болью. Мучения Стража Вселенной он пил с явным наслаждением, вытягивая из древней сущности его немереную силу. Каменный Ворон, меняя форму с птичьей на человечью, терзался в недрах темной воронки. Сыпались каменные перья, доносился крик: «Джоэл! Кинь мне белые линии! Как канат! Представь, что я рыбак без весел посреди озера! Я смогу выбраться! Линии! Скорее! Умоляю! Ты можешь управлять ими! Давай же, как тогда! Как в ту ночь, когда ты ранил Вестника Змея!».
Джоэл прикончил еще одного обратившегося охотника. По счастью, знакомых лиц почти не попадалось, не среди обратившихся. Уман еще держался, хотя он как будто и не принимал стимуляторы. Боялся за себя, зная их силу? Не был до конца уверен, что кровь созданий Хаоса не влияет на превращения? Они все ни в чем не были уверены до конца. А Змей выбирал только тех, кто вколол себе препарат, он хотел показать восставшим, что они на верном пути, что правильно нашли виноватых. Он уводил в бездну ложных страхов, хотя на самом деле стоило бояться великой лжи.
«Ты ничем не поможешь Стражу, Белый Дракон. Признай, что ты мой союзник. И вместе мы завоюем миры. Да, я вижу, ты — Белый Дракон. Тот, кто услышал нас. Со мной ты получишь все, что пожелаешь. Вечную жизнь для себя? Пожалуйста! Вечную жизнь для Джолин и Ли? И это мне под силу! Только идем со мной», — почти дружелюбно звал Змей, непривычно, не доводя до исступленного ужаса, хотя после целого дня бесконечных сражений Джоэл не чувствовал ничего, кроме валящей с ног усталости.
«Джоэл! Не слушай его! Змей — это вечная тишина вне песен души, это великая жадность и сама смерть! Он погубит все миры, до которых дотянется, если его освободить!» — закричал Сумеречный Эльф, и Джоэл отвлекся от метаний, которые окутали лагерь лихорадочной суетой. Он ощупывал пространство в поисках белых линий, которые так отчаянно просил Страж, но вокруг то ли колыхалась копоть отравленного воздуха, то ли вились черные лианы незримых испорченных линий мира. Все умирало, рассудок людей туманился.