Джолин больше не плакала, она откинулась в качалке, по привычке складывая руки на коленях, точнее, руку и лапу страшного зверя, уже не пряча ее, а словно наоборот — показывая, выставляя как доказательство своей вины, как призыв ненавидеть.
— Слишком поздно. Я прошу тебя: освободи меня от этой муки! Раньше я видела кошмары, которые едва удерживали ваши Ловцы Снов. Теперь оказалось, что я сама — кошмар. Я — Вестник Змея, Легендарный Сомн Вермело, который появлялся на улицах семь лет. Я сама не ведала об этом, но все причиненное им зло — это моя вина!
— Нет, Джолин, я найду способ все исправить… Ты не виновата… ты…
Но вот над потемневшим горизонтом раскрылся Алый Глаз Змея, поползли длинные тени, как приказ обращаться, как зов для множества сомнов. По городу прокатился единый рев чудовищ, которых уже никто не уничтожал долгие дни распада старого Вермело.
В этот миг милый облик Джолин начал искажаться: лицо ее изуродовали удлинившиеся клыки, само оно начало удлиняться мордой зверя. И вскоре вокруг взвились пепельным пологом черные линии, свивающиеся в образы множества масок Легендарного Сомна.
— Джолин… нет! Джолин!
Джоэл оцепенел на миг, отпрянул, но когда монстр поднялся с места и напружинился, готовясь нападать, тело само подсказало верные движения: взмах, прямой выпад. Клинок Нейла Даста в тот миг обладал своей волей, точно его направляла рука предыдущего хозяина.
Лезвие вонзилось точно в грудь, распарывая сердце. Серую ткань простого платья Джолин расцветило разрастающееся темно-красное пятно. Кровь потекла из носа и рта, чудовище отпрянуло, падая обратно в качалку. Джолин… Джолин убила себя, сама кинулась на меч.
Джоэл поспешил к ней, отбросил постылый меч-убийцу, попытался надавить обеими ладонями на рану, стянуть края. Тщетно. Сущность охотника сработала отточенным приемом, и Джолин не просила иного. Только избавления.
— Спасибо, родной. Я… так тебя люблю, — прошептала она, превратившись снова в человека, в любимую прекрасную девушку. Она ласково обняла, оставляя на лице Джоэла прощальный истекающий кровью поцелуй.
И жизнь слетела последним вздохом с приоткрытых побледневших губ. А закатное небо за окном внезапно содрогнулось, подернулось пульсациями, как будто намереваясь обрушиться. Из Хаоса, из-за стены, донесся то ли рык, то ли… плач. Чудовищный, нечеловеческий — голос самого Змея.
Джоэл замер, все жесты и слова стерлись неподвижностью. Он застыл среди призраков, наказанный жизнью. Победитель Вестника Змея с заговоренным мечом Нейла Даста. Услышавший глас из старой легенды еретиков. Сбывались пророчества и предостережения — он всех потерял.
Он убил ее. Убил Джолин! Погиб Ли. Он остался в одиночестве, только смерть смотрела на него. Уже без масок и закрытых век — глаза в глаза. Джоэл жил в Квартале Ткачей, когда повстречал смерть. Смерть своей души, смерть надежды.
Глава 40. Секрет Стража Вселенной
В отрешенном пространстве длилась боль неземной муки. Разомкнутый круг потерянных слов стелился пылью на окровавленном полу. Шел второй день в доме сумасшедшего с Королевской Улицы. И он не представлял, как солнце смеет преломлять горизонт преступно-веселым светом, выхватывающим очертания конца. Картины страданий и разрухи, картины зла и неискупимой вины.
Джоэл сидел подле перевернутого стола, тела Джолин и Ли лежали на кровати, рядом, накрытые с головой одеялом. А ему, уцелевшему, отрезанному от них завесой смерти, уже два дня не хотелось ни спать, ни есть, ни мыслить. Все застыло. Одиночество влилось в него раскаленным металлом под сердце, въелось в душу горечью ненужности.
Он сидел, рассматривая свои ладони, с которых не смывалась кровь любимых. Ли и Джолин — его мир, его жизнь. Теперь по пекарне бродил бесприютный призрак, и никто не приходил, никто не смеялся.
Он только вздрагивал от ощущения присутствия, привычки обливали раны души едкой кислотой: вот где-то ветер ударил ставнями о стекло — почудилось, что это Ли переступил порог, пришел с дежурства, как обычно; вот донесся запах земляники — надо сказать Джолин, какое вкусное варенье.
Но… их исковерканные тела коченели на тахте возле лестницы. Любимые, потерянные! Джоэл одергивал себя: где-то подсознание не принимало смерть. Пока он не глядел на трупы, чудилось, словно в бреду, будто он просто ждет возвращения Джолин и Ли, будто они зачем-то ушли по делам в этот темный для города час. И сам город представал отпечатком меркнущей памяти об утраченном времени мира и мнимого процветанья.