Еще с прошлого вечера, едва он узрел Вестника Змея, Джоэл понял, что эта тварь превратится в расследование всей его жизни: он не успокоится, пока не докопается до истины. Конечно, кошмары на Королевской Улице занимали не меньше, но все же они не представляли такой опасности, отчего уходили на второй план. Но не Джолин — единственный живой свидетель, кроме Грэма и Бима.
Джоэл возвращался к ней не по распоряжению Верховного Охотника и не из непреодолимого азарта охотника, напавшего на след. Если бы она сказала, что не желает возвращаться в пекарню, он бы не возражал. На Королевской Улице происходило что-то недоброе, даже зловещее. И насколько зловещее, настолько же непонятное. Или это нечто охватывало весь город?
Теперь существовало подтверждение мучивших догадок: в Вермело наставали темные дни. Джоэл уже предчувствовал новую эпидемию превращений, бесконечные дежурства без сна и непрекращающийся карантин на подвальном уровне. Но цена не занимала, если бы после надвигавшегося кошмара настал долгий период затишья и спокойствия. Впрочем, грядущее скрывала зыбкая пелена, а в настоящем беспокойным зверем ворочалась под сердцем тревога.
Он доверял Энн и Джолин, но ведь никто не ведал, каковы побочные эффекты от столкновения с королями сомнов, с этими проводниками и темными светочами чудовищ. Прошедшая ночь отзывалась дрожью по всему телу, воспоминания наслаивались, как пласты оползня. Глаза не верили, что вокруг дневные лучи рассыпчатыми нитями ложатся на мостовую и дома.
Город выглядел иным при мерцании дня, еще более убогим и старым. Ярко прочерчивались рассохшиеся деревянные балки, выступавшие над облупленной штукатуркой каменных домов. Узоры гризайли, что в ночи рисовали мистические линии, выглядели стертым неряшливым пятном. Квартал Охотников нуждался в ремонте, но многие из них так редко появлялись в тесных комнатенках, что не замечали подобных мелочей. Если бы на город напала очередная эпидемия, об уютных выходных в мансарде и вовсе пришлось бы забыть.
«Нет, здесь не превращения, здесь что-то другое. И оно повсюду», — думал Джоэл, хотя вновь одергивал себя, чтобы не задремать на ходу. Путь от цитадели до дома занимал не больше двадцати минут, но казался бесконечным. Сменялись очертания прохожих, гиканье рикш, собачий лай. Бродили без дела дневные стражи, выглядывая подозрительных типов.
Лица вились сумасшедшей каруселью — странной забавой из Богатых Районов. Джоэл не находил ничего веселого в головокружении от вращения на раскрашенной штуковине, но несколько раз видел, как разряженные дамы и кавалеры радостно вставали на деревянный настил, берясь за поручни. Они громко смеялись, рассматривая особняки и фонтаны утопавшего в зелени садов района знати. Там тоже оставляло следы общее запустение, но мрамор и камень снашивались медленнее, чем посеревшее дерево и иссохшая известь. Карусель… Все вокруг карусель уродства и разложения. Возможно, и он уродец, которому уже нечего защищать. Возможно, Джолин уже обратилась, а Энн по долгу службы убила ее. Навязчивый образ преследовал до самого порога мансарды. На первом этаже престарелый сосед из команды чистильщиков едва не столкнулся с влетевшем вихрем Джоэлом.
— Что? Где? Горим? — то ли всерьез, то ли в шутку встрепенулся он, поправляя пенсне на мясистом носу, и чинно вышел на улицу. Джоэл не видел старика, скрип лестницы отзывался натянутыми нервами. Каждая ступенька задевала новую струну. «Ничего, сосед спокоен. Значит, шума не было. Грэм и Бим тоже живут, не обратились до сих пор. Так почему же с Джолин должно быть иначе?» — успокаивал себя Джоэл. Тугой узел ожидания распался, когда он отворил дверь и переступил порог.
Энн и Джолин спокойно сидели за столом, медленно добирая остатки скудной трапезы. Похоже, они о чем-то оживленно болтали, намеренно отвлекая друг друга от потрясений и впечатлений.
— Вы здесь? Все в порядке? — выдохнул Джоэл, устало прислоняясь к дверному косяку.
— Да, — буднично пожала плечами Энн. — Ты же просил не уходить. Мы и не уходили, хотя в такой погожий день полезно подышать свежим воздухом.
— Важнее, что вы вернулись, — прошелестела Джолин, словно бы виновато втягивая голову в плечи. Она неопределенно положила руки на столешницу ладонями кверху, точно молилась или показывала свою безоружность.