Огромадный зал, над которым трудилась природа (если, конечно, забыть о нелегком труде гейм-дизайнеров), уставленный алыми свечами. Свечи были повсюду, на каждом выступе, в напольных подсвечниках, на сталагмитах, коих в зале-пещере имелось бесчисленное множество. Но разогнать темноту свечи были бессильны, они только множили острые тени…
— Я жду! — негромко, но требовательно одернула глазеющую по сторонам адептку Бестия.
— Мне нечем платить, — выдохнула Хэйт, почти молясь Ашшэа, чтобы Глава не разгневалась. — Нет ничего такого, что могло бы окупить гибель ушедших или судьбу выживших. Вы можете меня убить — но я воскресну, так что ценность моей жизни ничтожна.
— Ничтожна, — эхом повторила дроу. — Какое верное слово. Твое счастье, что в смертях дочерей я виню детей Иттни. Они поставили дроу на острие атаки, в то время как сами предпочли позиции прикрывающих. Наши давние союзники из степей поступили благородно, приняв основной удар на себя, а Светлый Лес… всегда был и останется «светлым».
«Пожалуйста, только не надо впутывать меня в политику!» — запаниковала было Хэйт, но тут же одернула себя: да кто она такая, чтобы ее в разборки между расами вовлекать? Нос не дорос еще.
И тут в голову адептке пришла мысль, лучшая из всех, что когда-либо посещали ее — в обеих реальностях.
— Это не может быть платой, — выговорила Хэйт, открывая инвентарь и извлекая из него один предмет. — Но может быть подношением. Мать Дома Бестий, прошу, примите мой скромный дар.
На вытянутых руках она держала картину. «Искру Архидемона».
Глава Дома Бестий рассматривала подарок так долго, что Хэйт засомневалась — действительно ли мысль была отличной?
Наконец унизанная кольцами рука коснулась полотна.
— Дар принят.
Прежде Хэйт думала, что со жрицами Ашшэа — трудно. Их реакции сложно предугадать, а «бедная» мимика не облегчает задачу нисколечко. Но там хотя бы были оповещения об изменении репутации, и можно было как-то сориентироваться, если течение разговора завернуло не туда, куда следовало.
Здесь же каждое словечко было подобно вышагиванию по тонкому льду. Без подсказок от системы, без уверенности в «попадании», без понимания куда и зачем она бредет…
— Ты слаба, — выдала наблюдение НПЦ, снова поставив в тупик адептку сменой темы разговора. — Ты ничтожнее пыли, немощней новорожденного. Но ты можешь творить, и это не мало. Бестией тебе не стать, как не может вода стать камнем. Но вода может стать льдом, а лед — сковать любого глупца, решившего испить водицы.
Хэйт замерла. Однажды одна темноухая непись, приснопамятная жрица Каштэри, выдала ей хоть и отдаленно, но схожую речь. В итоге все закончилось заданием на смерть циклопа… и древним пергаментом.
«Неужели?»…
— Ты слаба, — повторила Глава Дома Бестий. — Тебе не стать Бестией. Но ты можешь рискнуть и ступить на путь боли, страданий и ужаса. Согласившись, ты проклянешь и меня, и этот день, и себя самое — за согласие. Ты вправе будешь уйти, но обратной дороги не будет. Ты слаба — и наверняка сломаешься. Я спрошу лишь один раз: хочешь ли ты попытаться пройти дорогой мучений, крови и кошмаров?
«Это было превосходнейшее вложение капитала», — с дрожью от волнения подумала Хэйт прежде, чем выпалить жаркое:
— Да!
На лице Бестии промелькнуло что-то, отдаленно схожее с жалостью.
Непись хлопнула в ладоши, и из тьмы вынырнула копия той дроу, что доставила Хэйт в обитель.
— Отдай Тарише все, что у тебя с собой и на тебе, — велела Глава Дома; заметив выпученные глаза пришлой, снизошла до пояснения. — Первым тебя ждет шаг познания. Когда дочери Дома проходят его, мы следим, чтобы познающая не ушла за грань. По счастью, с тобой эти предосторожности ни к чему. Ты чужая Дому, спасать твою жалкую, бесконечно повторяющуюся жизнь — только тратить понапрасну силы.
Хэйт, начиная осознавать, что вляпалась со своим восторженным: «Да!» — в нечто, до крайности отличающееся от ее ожиданий (не очень явно сложившихся, но в «меню» входили «плюшки»), приступила к разоблачению.
«С подводной лодки некуда бежать», — в смешанных чувствах подумала адептка.
— Реликвию и ожерелье передай мне, — внесла коррективы Глава. — Знай: в любой миг ты можешь забрать свои вещи — никому здесь они не нужны. Одна просьба — и тебе все возвратят; это же будет означать, что путь тебе не по силам. Не мешкай, тысяча шагов мучений ждут!
Оставшись в исподнем (полоса ткани на груди и стыдливые трусики, набор «по умолчанию», «апгрейд» стоил денег, коими адептка разбазариваться на подобные пустяки не привыкла), Хэйт, скрепя сердце, выполнила требования НПЦ. Как говаривал папа: «Пошел в попы, служи и панихиды».