— У меня на утро живопись в студии… — попыталась отмахаться девушка.
— А мы вечером вернемся. Все, бегом, тридцать минут на сборы. Время пошло.
«На лошадках покатаешься, позагораешь. Хотя бы лето ощутишь», — разговор этот, еще после Ярославля случившийся, она хорошо помнила. Поездка тогда сорвалась, а теперь замаячила снова.
— Оборву для вас смородиновые кусты, — склоняясь перед неизбежным, пообещала птицам Вероника. — И вообще все, что увижу.
— Чив, — одобрительно покачала головой Вив.
Поездка прошла замечательно, зря Вероника нервничала. Малые, которые Галины братишки, умчались еще до приезда сестры на речку с деревенскими, а когда вернулись, налопались и были припаханы по хозяйству. Галка ненадолго выходила позагорать с разомлевшей Вероникой, но больше пробыла в доме, с дочкой и предками. Лешку приставили к делу. А сама Вероника провалялась большую часть дня, с перерывом на поесть. И пяток кругов на непарнокопытном сделала, отвыкла все же от седла без тренировок. Невольно сравнивая процесс с поездкой на лошадке Туф-Туф, признала, что по уровню удобства Туф-Туф победила живую лошадь.
С собой в нагрузку Валентин Леонидович и Ольга Федоровна (дядя Валя и тетя Оля, иначе они обижались) гостье выдали два битком набитых пакета с овощами и зеленью с огорода. Пару таких же вручили и Леше. Плюс по коробке со своими яичками. Еще под конец сборов Лешка бережно тащил до машины что-то тяжелое, подозрительно булькающее. И смородине досталось, подрезали ее по просьбе гостьи. Врученному презенту — хорошему, вместительному рюкзаку — художница тоже обрадовалась.
А воздух за городом с городским смогом даже сравнивать не хотелось.
— Варенька, тебя сегодня что-то расстроило? — мягко спросил Стас. — Вчера так улыбалась славно, солнечно. Кто огорчил нашу красавицу? Только скажи, дядя Стас на того карикатуру нарисует — ух, какую!
Вероника «мотала на ус», как надо разговаривать с детьми, как переходить от вкрадчивой интонации к нарочито-грозной.
«С чужими детьми!» — мысленно уточнила она.
Их юная модель на второй сеанс пришла не в настроении: тот чудесный свет, что исходил от нее накануне, весь куда-то ушел, растворился в почти взрослой гримасе недовольства.
— Снова то же платье! — наябедничала Варя и выпятила нижнюю губу. — Скучно!
«Трагедия», — поспешила спрятаться за станком художница, которой скрывать эмоции за дежурной улыбкой было еще учиться и учиться.
Людмила, мама модели, успела сменить не только костюм и маникюр, но и оттенок волос.
— Милая, мы говорили с тобой: сегодня надо дать дяде и тете закончить с платьишком, а в следующий раз наденешь, что захочешь, — елейно проговорила мама.
От этой новости «тетя» Вероника чуть не грохнулась с табуретки: «переобуться на ходу» для живописи совсем неподходящая затея. Помотала головой, резко переключилась на палитру: похоже, ей следовало радоваться, что хоть предупредили. С этой мамочки сталось бы заявить что-то вроде: «Ваши трудности, медленно работаете». На дощечку добавились кобальт фиолетовый, светлая охра, белила, на переносицу Вероники — складки в виде треугольника.
Варенька набрала полные щеки воздуха, затем с шумом его выпустила.
— Только сегодня! — погрозила малявка Стасу пальчиком.
Видимо, сочтя угрозу достаточно серьезной и верно доставленной до адресата, модель расслабилась. Будто с воздухом из надутых щек выпустила все свое недовольство, и засияла — снова. Правда, до сияния Вари художнице теперь уже не было дела, его заслонила спешка с нарядом.
— А ту работу, про которую вы говорили вчера, уже можно увидеть? — внезапно встряхнула пепельные локоны (вчера они были русыми) Людмила.
— Я спущусь, принесу. Варюш, устала? — вызвался хозяин студии, дождался ответного кивка от малявки. — Ник, поставь чайник, прервемся ненадолго.
Девушка с неохотой отложила кисть. Платье и наполовину не было готово, с другой стороны, начни Варя опять ерзать — складки пойдут… И хорошо, что вспомнила в последний момент перед выходом из дома разговор про картину. Не то, чтобы ей хотелось выставить на обозрение свою работу, но раз слово было сказано, правильно подтвердить его делом. Так ее учили.
— Хм, — наверное, минут пять изображала ценителя живописи Людмила. — Недурно. Но схожести с дочерью я не нахожу.
«Наверное, это потому, что ее там нет, это Стас из меня что-то ему только и видимое пытался вытянуть», — проглотила рвущиеся слова девушка, запила слишком горячим чаем. Поморщилась.