Риномэны столпились в лифте и все были перебиты. Это несчастье всех глубоко опечалило.
На одной из наиболее суровых планет, где, по всеобщему мнению, человек не смог бы долго продержаться, произошло кое-что похуже.
Эту планету назвали Ганзас. Поскольку ее посещали последней, до нее, как и следовало ожидать, уже докатился слух о человеке.
На отдаленном скалистом плато северного полушария жило свирепое существо, в обиходе прозванное щетинистым медведем. Оно напоминало бы детеныша полярного медведя, если бы не полосатая шкура с чередующимися участками щетины и длинного белого меха. Ноги у него были мохнатыми, клыки острыми, а сам медведь — коварным. Хотя обычно он охотился на маленького кита-рогатика, обитавшего в умеренных водах морей Ганзаса, но не брезговал и шестипалыми риномэнами, вторгшимися в его дом.
Неудивительно, что этот исключительно редкий враг воспитал в местных риномэнах драчливость. Как бы то ни было, первые земляне, открывшие огонь по гуманоидам, были встречены ответным огнем. «Ганзас» оказался под неожиданной бомбардировкой с укрепленной позиции в скале.
Прежде чем врага обезвредили, прямое попадание в открытый люк одной из личных кают вызвало большие разрушения.
Потребовалось пять дней непрерывной посменной работы инженеров для восстановления разрушенного, а затем еще неделя терпеливой и кропотливой проверки корпуса на прочность.
К концу работ миссис Ворхун невероятно развеселилась.
— Что бы мне ни приходило в голову, когда я наткнулась на ту статую, это было какое-то умственное затмение, — говорила она, обняв колени Брайана Латтимора. — Ты знаешь, я была так изумлена в тот день. Мне казалось, будто в каком-то месте эволюционной кривой человек свернул не в ту сторону.
— Всегда доверяй своим первым впечатлениям, — посоветовал Латтимор. Теперь, после того как он ее приручил, можно было и пошутить.
— Как только мы доставим этих инопланетян на Землю и выучим их английскому, я буду чувствовать себя лучше. Я слишком серьезно отношусь к своей профессии — наверное, это признак незрелости. Но нам предстоит такой огромный обмен информацией… Ох, Брайан… Я слишком много говорю, правда?
— Я люблю тебя слушать.
— Здесь так уютно, на этой шкуре, — и она стала теребить кончиками пальцев чередующиеся полосы меха и щетины.
Латтимор с удовольствием наблюдал за ее красивыми ловкими руками. Он сказал:
— Завтра мы наполняемся вакуумом, чтобы лететь на Землю. И я не хочу терять связь с тобой, Хилари. Ты не можешь рассказать о своих отношениях с сэром Михаилом Пазтором?
Она выглядела смущенной, хотя, возможно, пыталась заставить себя покраснеть. Но прежде чем она смогла ответить, в дверь комнаты Латтимора постучали, и вошел Квилтер с винтовкой Латтимора. Он дружески кивнул вскочившей миссис Ворхун, которая поправляла плечевой ремень.
— Она вся вычищена и готова к дальнейшим действиям. — Он положил винтовку на стол, хотя его взгляд был все еще прикован к миссис Ворхун. — Кстати, о действиях. У нас возникнут неприятности на рабочей палубе, если не будут приняты какие-нибудь меры.
— Какие неприятности? — лениво спросил Латтимор, надевая очки и предлагая обоим сигары.
— Примерно то же, что случилось у нас на «Мариестоупсе». Все эти риномэны у нас на борту здорово срут. Люди отказываются убирать это без дополнительной платы. А что действительно взбесило их — это что сегодня утром на палубе Г сломался пищевой синтезатор, и им дали мясо животных. Повара думали, что никто не заметит, но несколько парней сейчас в лазарете с холестериновым отравлением.
— Кто так управляет кораблем! — не без удовольствия воскликнул Латтимор, ибо, чем больше он слышал о промахах других, тем выше ценил свои заслуги. С другой стороны, миссис Ворхун это не понравилось, главным образом потому, что ей были не по душе возникшие между Брайаном и Квилтером приятельские отношения.
— Мясо животных не ядовито, — сказала она. — В отдаленных районах Земли некоторые народы постоянно употребляют его в пищу. — Ей не хватило смелости сказать, что оно понравилось ей самой во время уединенного обеда с Пазтором в его квартире.
— Да, но только мы более цивилизованны, чем они. — Квилтер втянул всеми легкими дым сигары. — Потому парни собираются устроить забастовку, не желая убирать это говно.
Миссис Ворхун увидела на их лицах иронические усмешки, такие же, как та, что периодически появлялась на лице мистера Ворхуна. Как откровение, она вдруг поняла, как глубоко ненавидит обезьянье мужское превосходство, а память о нежной, благородной статуе с Песталоцци укрепила ее в своей ненависти.