Ровный гул одобрения смутил Ад’Берта. Тут же в голове его зазвучал растерянный голос Кота:
— Чудеса! За все время существования дуэргаров никто из них не говорил так долго. Это непременно следует занести в хронику наших земель.
А затем снова воцарилась напряженная тишина. Но это была особенная тишина. Все во дворе замка подняли головы и внимательно смотрели вверх на огромного черного дракона, в то время как в их ушах звучал голос Шелеста Ночи:
— Мудрые слова произнес темный эльф. Слова сии тем ценнее, что прозвучали они из уст того, кто издревле ненавидит человека. Все правильно. Но мудрые слова произнес раньше Ад’Берт. Человеку трудно жить рядом с нами. Слишком короток его век, слишком ограничены его силы. Он еще живет, но болезни и дряхлость превращают его в беспомощного калеку. Сейчас рыцарь Торн достиг лучшей для человека поры: он зрелый воин, опытный правитель… Что станет с ним через сто, нет, через тридцать лет? Сможет ли он тогда выполнять обязанности нашего предводителя?
Гости стали удивленно переглядываться. Голос дракона внезапно смолк в их ушах. Только Гвинилон, сын Кинилиана продолжал смотреть на Шелеста Ночи. Потом молодой рыцарь-эльф кивнул головой и побежал к конюшне. Через некоторое время он появился оттуда, ведя в поводу коня Торна.
— Это животное пришло с графом на наши земли, — вновь зазвучал голос дракона, — оно верно служило хозяину, оно вместе с ним сражалось в битвах и оно должно разделить судьбу своего господина. Сядь на своего коня, граф.
Ад’Берт удивленно посмотрел на огромного ящера, но встал из-за стола. Удивление его еще больше усилилось, когда Кот спрыгнул с плеча и спрятался под столом.
Как только Торн вскочил в седло, Шелест Ночи неуклюже спрыгнул с башни на стену поближе к площадке, где замер одинокий всадник. Огромная морда с распахнувшейся пастью на длинной изогнувшейся шее приблизилась и извергла на всадника поток пламени. На мгновение граф почувствовал страх. Однако пламя странного зеленовато-серебряного цвета не обжигало, а как бы обволакивало теплой мягкой тканью. Торн почувствовал прилив сил и удивительную легкость. А его конь, только что приседавший от ужаса на задние ноги, вдруг заиграл, словно молодой жеребенок. Дракон закрыл пасть и вернулся на башню, на которой размещался прежде.
— Вот теперь все как надо! — вновь загремел голос Шелеста Ночи. — Теперь наш предводитель и его боевой товарищ обрели не бессмертие, но драконье долголетие. Их может поразить оружие, однако они неуязвимы ни для болезней, ни для старости. До конца своих дней они пребудут такими, какими мы видим их сейчас. Ты можешь спешиться, граф. Гвинилон! Отведи животное в стойло, его ведь не приглашали на пир.
Торн, поблагодарив дракона, вернулся к своему столу. Кот немедленно пристроился на его плече.
— Немыслимое дело! — ворчал он. — Слыхано ли, чтобы драконы снисходили до нужд других разумных существ! Мне казалось, что людей они просто не замечают. Невероятно! Он сам додумался до такого, никто его не просил! Невероятно!
А над столами теперь нарастал гул оживленных бесед. Менялись блюда, доставлялись напитки. Драконы, получившие по огромной туше жирных быков, увлеченно расправлялись с ними. Теперь здравницы звучали одна за другой. Бура подсел к Каменному Клыку, и тут же затеял с некогда заклятым врагом спор о способах закалки стали. Кинилиан завел разговор с Пустырником.
Наконец-то пир превратился в настоящий праздник. И продолжался этот праздник весь день, весь вечер и всю ночь.
Глава 8. Попрошайка
Вновь потянулись годы безмятежной жизни в графстве. Торн все реже покидал свой замок. Его обременяли встречи с бертианцами, которые каждый визит предводителя теперь старались превратить в пышное чествование гостя. Вернувшие себе знаки власти вожди быстро научились договариваться между собой, не привлекая к посредничеству Торна, чьих язвительных отповедей явно опасались. Даже вздорный Каменный Клык, когда у него возникали претензии к гномам, просил помощи у Борга, князя гвиллионов, даже неукротимый король саламандров Шин звал в третейские судьи морскую владычицу Персиаль, если случались пожары на землях лесных эльфов.
Графа устраивало такое положение вещей. В совершенстве овладев непростым искусством астрологии, он увлеченно составлял гороскопы, радуясь, что в них не содержатся угроз подвластным ему землям. А потом он погрузился в изучение премудростей врачевания. Освоив их, Торн опять взял за правило регулярно объезжать свои владения, чтобы на практике усовершенствовать полученные знания. Он заживлял раны, сращивал поломанные кости, снимал жар лихорадки, причем для него не имело значения, разумное существо или зверь оказывался его пациентом. Он зачастил к лесным эльфам и к осторожным бекке, лучше других разбиравшимся в разнообразных свойствах растений, чтобы получить от них новые сведения.
Торн сам поражался пробудившейся в нем неуемной любознательности. Чем больше он узнавал, тем более жадно принимался за освоение неведомых ему прежде областей знания. Однажды он целую неделю провел в пещере Фоны, выковывая под руководством старого гнома затейливый кинжал, а потом закаливая его и накладывая на оружие магические заклинания.
Штудии не только насытили жизнь графа новыми впечатлениями, они многократно усилили его авторитет в глазах бертианцев.
В один из погожих осенних дней Торн, скакавший по дорогам графства, с изумлением обнаружил, что покинул его пределы. Обогнув поросший лесом холм, он вдруг увидел перепахивающих тучную землю крестьян, а чуть подальше за их спинами — небольшое селение. Подъехав к труженикам, Ад’Берт сразу обратил внимание на панический страх, охвативший людей при его появлении. Успокоив пахарей несколькими невинными вопросами, он попытался выяснить, что происходит в королевстве, которое он покинул много лет назад.
Сведения, которыми неохотно поделился со странным собеседником мужчина с обветренным лицом и затравленным взглядом, огорчили графа. Крайд раздирали междоусобицы. Властители нескольких областей вели бесконечную борьбу друг с другом, объединяясь только для того, чтобы бросить вызов королю, а в случае опасности — немедленно предать союзника. А государь, которого поддерживали самые благородные и честные подданные, судя по всему, оказался слишком слаб или ленив, чтобы навести порядок в стране.
Понимая, что все, кого когда-то знал и любил Торн, давно уже покоятся в могилах, а его появление в столице может только усилить смуту, Ад’Берт, опустив в руку крестьянина серебряную монету, развернул коня и поскакал назад. Он размышлял о том, что могло означать его появление в мире, о существовании которого он вспоминал теперь все реже и реже. Границы владений открылись своему повелителю для того, чтобы показать, что он не нужен Крайду или наоборот? Давно уже Торн не испытывал внутреннего смятения и неуверенности в правильности принятого решения.
Возвратившись в замок, граф, в первую очередь, поднялся в библиотеку, чтобы посмотреть на Книгу. Книга лежала застегнутой. Утешил расстроенного предводителя Кот.
— Вы прошли все уготованные вам испытания, — промурлыкал он, — а посему вольны ездить, где вам захочется. Следует лишь добавить, что властитель наших земель — слишком важно лицо, чтобы самому предлагать свои услуги людям. Не вы, а они должны взывать к вам.
— Я — вассал короля! — сухо напомнил Торн.
— Вот и ждите, когда он соизволит вспомнить о вашей особе! — фыркнул Кот.
Пожав плечами, граф вернулся к повседневным занятиям.
На исходе зимы размеренное течение жизни Ад’Берта потревожил неожиданный визитер. Холодным утром в столовой появился Пустырник. Прервав завтрак хозяина замка, он сообщил, что по дороге передвигается человек, явившийся со стороны герцогства Лан.
— Желаете принять его или предпочтете, чтобы мы незаметно выдворили его с наших земель? — поинтересовался дуэргар.