— Знаю, но ведь я не опоздал, — и он взглянул на часы, стоящие в углу.
— А я думал, что мне придется дежурить за тебя, — прибавил Мошинский, смеясь и переступая с ноги на ногу.
По лицу Брюля пробежало что-то вроде тени, но оно тотчас же прояснилось.
— Граф, — кротко сказал он, — вам, фаворитам короля, позволительно опоздать на час и на свои места поставить другого, но мне, бедному и выслуживающемуся, это было бы непростительно.
При этом он очень низко поклонился.
— Я не раз заменял других, меня же никто.
— Ты хочешь сказать, что никто не в состоянии заменить тебя? — прервал Мошинский.
— Граф, к чему смеяться над бедным невеждой. Я еще учусь тому, что вы давным-давно постигли. — И он опять низко поклонился.
Мошинский подал ему руку.
— С вами, — сказал он, — опасно сражаться на словах, я предпочел бы на шпагах.
Брюль тихо и скромно отвечал.
— Я ни в чем не признаю себя выше вас.
— Ну, желаю всего хорошего, — сказал Мошинский. — Теперь наступает час вашего дежурства, до свидания. — Говоря это, он вышел из передней.
Брюль вздохнул свободнее. Тихо подошел он к окну и стал в него равнодушно смотреть на двор, вымощенный каменными плитами и имеющий вид громадной залы. Прямо перед окном, в которое он смотрел, сновало множество занятых и деятельных слуг и приближенных короля. Военные в роскошных латах и мундирах, камергеры в кафтанах, шитых золотом, камердинеры, лакеи и бесчисленное множество людей, составлявших двор короля, суетились и бегали. Несколько носилок стояло у лестницы, а носильщики, одетые в желтые платья ожидали своих господ [4]; далее несколько изящных экипажей и верховые лошади в немецкой или польской сбруе; тут же стояли гайдуки в ярко красных костюмах и казаки. Все это представляло из себя живописную и пеструю картину.
Камергер вышел от короля.
— Что депеши еще не пришли? — спросил он у Брюля.
— Нет еще.
— Как только принесут их, приходите с ними к королю. А Паули?..
— Он в маршалковской зале.
— Хорошо, пусть ждет. Брюль поклонился.
Комната начинала пустеть, так как наступающее обеденное время заставляло всех спешить домой.
Долго смотрел Брюль нетерпеливо в окно и, наконец, увидал, как влетел во двор на измученной лошади почтальон, с рожком, висящим на шнурке, перекинутом через плечо, в огромных сапогах и с кожаной сумкой на груди.
Лишь только Брюль его заметил, как тотчас бросился по лестнице и прежде, чем прислуга успела взять от почтальона запечатанную кипу писем, он схватил их и, положив на серебряный поднос, стоящий наготове в передней, пошел к королю.
Август ходил по комнате с Гоимом. Увидав пажа, поднос л бумаги, он протянул руку и быстро сорвал печати. Он и Гош" приблизились к столу и начали просматривать принесенные письма
Брюль стоял, ожидая приказаний.
— А, а! — воскликнул Август. — Скорее позовите Паули! Брюль даже не пошевелился.
— Идите, позовите мне Паули! — нетерпеливо повторил король. Паж поклонился и, выбежав, вошел в кабинет.
Паули спал, точно мертвый; тогда он вернулся к королю.
— А Паули? — спросил король, видя, что паж входит один.
— Ваше величество… — начал, заикаясь, Брюль, — советник Паули… советник Паули…
— Где он? Здесь?
— Здесь, ваше величество!
— Что же он не идет?
— Советник Паули, — прибавил паж, опуская глаза в землю, — находится в невменяемом состоянии.
— Если ты найдешь его умирающим, и тогда даже приведи его ко мне! — крикнул король. — Пусть прежде исполнит свою обязанность, а потом умирает, если хочет.
Брюль опять стремительно побежал в кабинет, посмотрел на спящего, улыбнулся и вернулся к королю. Гнев короля возрастал, глаза пылали и лицо побледнело, что было самым скверным признаком. Когда этот король-силач совершенно бледнел, тогда все окружающие его дрожали от страха [5].
Брюль, не говоря ни слова, остановился у дверей.
— Паули! — крикнул король, топая ногой.
— Советник Паули находится в…
— Пьян? — прервал король. — Противное животное! Не мог даже на несколько часов воздержаться от вина. Облить его водой. Сведите его к фонтану и дайте ему уксусу. Пусть доктор даст ему какое-нибудь лекарство и протрезвит его хоть на час, а потом пусть себе издыхает эта скотина!
Говоря это, король сердито топал ногой.
Брюль опять выбежал и при помощи слуги пробовал разбудить Паули, но тот был неподвижен, как бревно: никакой врач, кроме времени, не был бы теперь в состоянии привести его в себя. Тогда Брюль тихо, медленно стал возвращаться назад, думая о чем-то; казалось в нем происходила внутренняя борьба; он как будто бы колебался, боялся чего-то и что-то соображал. Остановившись у дверей, он некоторое время не решался войти и, только набожно вздохнув, нажал ручку двери.
4
Довольно долго в Польше существовал у знати обычай ездить по городу не в экипажах, но, в так называемых, лектыках, то есть роскошных носилках, которые несли четыре, шесть или восемь носильщиков. Если же выезжали в экипаже, то впереди бежал обыкновенно один или несколько скороходов.
5
Август II отличался необыкновенной силой, которая вошла в поговорку. Однажды в дороге у его лошади отвалилась подкова. Остановившись у кузницы, он велел кузнецу сделать новую. Но когда тот принес ее, то Август, взяв в руки, свободно переломил ее, то же случилось со второй и третьей и только четвертую он не мог сломать. Тогда он дал кузнецу талер, но тот, улыбнувшись, переломил его; король дал другой, третий, четвертый, но кузнец продолжал ломать и их, и только тогда остановился, когда Август дал ему сразу несколько.