— Если это хоть в какой-то мере искупит мои прошлые грехи… — негромко произнес Старейшина… Нет, Вадим Дмитриевич, — То я готов!
На мгновение он преобразился. Каким-то образом Вадим Дмитриевич стал огромным и всеподавляющим. И проекция Великой Зыби померкла на его фоне…
И я увидел его совершенно иным — огромным воином в золотых доспехах. За его спиной раскинулись потоки силы в форме крыльев, а в руках сверкал пылающий молот…
Так вот каким был он в прошлом… Тот, кого по праву можно назвать Император.
Я вцепился в его окаменевшую руку, пытаясь оторвать её от своего плеча, прекратить поток проклятия. Но хватка старика была непоколебима, как стальные тиски. Казалось, он вложил в этот жест всю оставшуюся силу и волю. А я слишком ослаб, чтобы что-то изменить…
— Умоляю вас! — я сражался отчаянно, но все было тщетно, — Не делайте этого!
Но Старейшина лишь печально качал головой. Окаменение уже дошло до его шеи, превращая тело в неподвижную статую. Превозмогая нарастающее оцепенение, он прошептал:
— Прощай, сын… Будь счастлив. И знай — я ухожу с миром в душе. Не терзай себя виной.
Последние слова застыли на его губах вместе с последним дыханием. Фигура Старейшины полностью окаменела, обратившись в монументальное изваяние. Я рухнул на колени и закрыл лицо дрожащими ладонями. Тяжелые горькие слёзы сами собой полились сквозь пальцы. Я не мог поверить, что потерял этого великого человека, этого наставника… моего настоящего отца, которого я так долго искал…
Глава 37
Финал
Великая Зыбь медленно опустилась на пол, вся горделивость в её осанке исчезла, а могучий хвост перестал поддерживать хозяйку. Она устало прислонилась спиной к стене и уронила голову на грудь. На её прекрасном лице отразились растерянность и шок. Казалось, вся злоба и ярость ушли из неё, оставив лишь оцепенение и смятение.
— Да что же это… — тихо прошептала она, неотрывно глядя на окаменевшую статую Старейшины, — Неужели он и вправду на такое решился… Дурак, какой же дурак… как же я могла забыть, какой же ты дурак…
Я стоял, опустив голову, и горькие слёзы катились по моим щекам. Рядом Светлана и Нейди беспомощно переглядывались, не зная, как поддержать меня в этот момент. Всех нас потрясло самопожертвование Вадима Дмитриевича.
Я чувствовал себя опустошённым, но в то же время осознавал, что теперь по-настоящему свободен от власти Подземелий. Отныне и навеки. Воздух, который я жадно вдыхал, был воздухом свободы. Той самой свободы, к которой я так отчаянно рвался всю свою жизнь.
Прощай, Кровавый Источник. Прощай, чужая навязанная воля.
И всё же эта победа была получена слишком дорогой ценой. Я будто задыхался от горечи утраты. Ведь ради моего освобождения пожертвовал собой Вадим Дмитриевич… Мой настоящий отец.
— Сын мой… — осторожно позвала меня Великая Зыбь, и в её голосе звучали печаль и раскаяние, — Пожалуйста, посмотри на меня… Я ведь твоя мама…
Но я даже не обернулся, с отчаянием глядя на окаменевшую статую Старейшины. Я… я не знал как поступлю, если взгляну ей в глаза. Ведь именно Зыбь была виновницей его гибели…
Лицо тёмной владычицы исказилось мукой внутренней борьбы. Казалось, она колеблется на грани, принимая какое-то отчаянное решение. Решение, ради которого надо было переступить через свою самость…
Наконец Зыбь медленно вытянула дрожащую руку в сторону застывшей фигуры старца. Её пальцы загорелись алым мистическим пламенем. Я в изумлении наблюдал, как каменная скорлупа на теле Старейшины пошла глубокими трещинами, начала крошиться и осыпаться на пол с лёгким шорохом и стуком.
Вскоре проклятие полностью рассеялось. Старейшина стоял перед нами живой, лишь тяжело переводя дыхание и озираясь растерянно. Я не верил своим глазам — он был жив и здоров! Мать сотворила настоящее чудо!
Мы все бросились к нему с радостными криками, закружив Вадима Дмитриевича в водовороте всеобщего ликования. Я крепко заключил хрупкую фигуру старца в объятия, ощущая живое тепло его тела. Слёзы облегчения катились по моим щекам.
— Благодарю, дитя, — с улыбкой произнёс Вадим Дмитриевич, похлопывая меня по спине, — Хотя, признаться, я уже простился с этим миром… Но раз судьба дарит мне ещё немного времени, я не стану упускать ни минуты.
С каждым его словом в мою душу возвращался покой.
А Великая Зыбь молча наблюдала за нами. И я увидел — на её лице больше не было ни тени прежней злобы или презрения. Лишь печаль, тоска и мудрое смирение. Казалось, она постигла нечто важное в этот день.