Монте-Кристо услышал достаточно. У каждого человека есть своя страсть, грызущая ему сердце, как у каждого плода есть свой червь; страстью телеграфиста было садоводство.
Монте-Кристо начал обрывать виноградные листья, заслонявшие солнце, и этим покорил сердце садовода.
— Вы пришли посмотреть на телеграф, сударь? — спросил он.
— Да, если, конечно, это не запрещено вашими правилами.
— Отнюдь не запрещено, — отвечал садовод, — ведь в этом нет никакой опасности: никто не знает и не может знать, что мы передаем.
— Мне действительно говорили, — сказал граф, — что вы повторяете сигналы, которые сами не понимаете.
— Разумеется, сударь, и я этим очень доволен, — сказал, смеясь, телеграфист.
— Почему же?
— Потому что таким образом я не несу никакой ответственности. Я машина, и только, и раз я действую, то с меня ничего больше не спрашивают.
«Черт побери, — подумал Монте-Кристо, — неужели я натолкнулся на человека, который ни к чему не стремится? Тогда мне не повезло».
— Сударь, — сказал садовод, бросив взгляд на солнечные часы, — мои десять минут подходят к концу, и я должен вернуться на место. Не желаете ли подняться вместе со мной?
— Я следую за вами.
И Монте-Кристо вошел в башню, разделенную на три этажа; в нижнем находились кое-какие земледельческие орудия — заступы, грабли, лейки, стоявшие у стен, — это было его единственное убранство.
Второй этаж представлял обычное или, вернее, ночное жилье служащего; тут находилась скудная домашняя утварь, кровать, стол, два стула, каменный рукомойник да пучки сухих трав, подвешенные к потолку; граф узнал душистый горошек и испанские бобы, чьи зерна старичок сохранял вместе со стручками; все это он, с усердием ученого ботаника, снабдил соответствующими ярлычками.
— Скажите, сударь, много ли времени требуется, чтобы изучить телеграфное дело? — спросил Монте-Кристо.
— Долго тянется не обучение, а сверхштатная служба.
— А сколько вы получаете жалованья?
— Тысячу франков, сударь.
— Маловато.
— Да, но, как видите, дают квартиру.
Монте-Кристо окинул взглядом комнату.
— Не хватает только, чтобы он дорожил своим помещением, — пробормотал он.
Поднялись на третий этаж — тут и помещался телеграф. Монте-Кристо рассмотрел обе железные ручки, с помощью которых чиновник приводил в движение машину.
— Это чрезвычайно интересно, — сказал Монте-Кристо, — но в конце концов такая жизнь должна вам казаться скучноватой?
— Вначале, оттого что все время приглядываешься, сводит шею, но через год-другой привыкаешь; а потом ведь у нас бывают часы отдыха в свободные дни.
— Свободные дни?
— Да.
— Какие же?
— Когда туман.
— Да, верно.
— Это мои праздники; в такие дни я спускаюсь в сад и сажаю, подрезаю, подстригаю, обираю гусениц — в общем, время проходит незаметно.
— Давно вы здесь?
— Десять лет да пять лет сверхштатной службы, так что всего пятнадцать.
— А от роду вам…
— Пятьдесят пять.
— Сколько лет надо прослужить, чтобы получить пенсию?
— Ах, сударь, двадцать пять лет.
— А как велика пенсия?
— Сто экю.
— Бедное человечество! — пробормотал Монте-Кристо.
— Что вы сказали, сударь? — спросил чиновник.
— Я говорю, что все это чрезвычайно интересно.
— Что именно?
— Все, что вы мне показываете… И вы совсем ничего не понимаете в ваших сигналах?
— Совсем ничего.
— И никогда не пытались понять?
— Никогда, зачем мне это?
— Но ведь есть сигналы, относящиеся именно к вам?
— Разумеется.
— Их вы понимаете?
— Они всегда одни и те же.
— И они гласят?..
— «Ничего нового»… «У вас свободный час»… или: «До завтра»…
— Да, это сигналы невинные, — сказал граф. — Но посмотрите, кажется, ваш корреспондент приходит в движение?
— Да, верно; благодарю вас, сударь.
— Что же он вам говорит? Что-нибудь, что вы понимаете?
— Да, он спрашивает, готов ли я.
— И вы отвечаете?..
— Сигналом, который указывает моему корреспонденту справа, что я готов, и в то же время предлагает корреспонденту слева в свою очередь приготовиться.
— Остроумно сделано, — сказал граф.
— Вот вы сейчас увидите, — с гордостью продолжал старичок, — через пять минут он начнет говорить.