Лорд Уилмор был человек довольно высокого роста, с редкими рыжими баками, очень белой кожей и белокурыми, с проседью волосами. Одет он был с чисто английской эксцентричностью: на нем был синий фрак с золотыми пуговицами и высоким пикейным воротничком, какие носили в 1811 году, белый казимировый жилет и белые нанковые панталоны, слишком для него короткие и только благодаря штрипкам из той же материи не поднимавшиеся до колен.
Первые его слова были:
— Вам известно, сударь, что я не говорю по-французски?
— Я, во всяком случае, знаю, что вы не любите говорить на нашем языке, — отвечал представитель префекта полиции.
— Но вы можете говорить по-французски, — продолжал лорд Уилмор, — так как хоть я и не говорю, но все понимаю.
— А я, — возразил посетитель, переходя на другой язык, — достаточно свободно говорю по-английски, чтобы поддерживать разговор. Можете не стесняться, сударь.
— О! — произнес лорд Уилмор с интонацией, присущей только чистокровным британцам.
Представитель префекта полиции подал лорду Уилмору свое рекомендательное письмо. Тот прочел его с истинно британской флегматичностью, затем, дочитав до конца, сказал по-английски:
— Я понимаю, отлично понимаю.
И посетитель приступил к вопросам.
Они почти совпадали с теми, которые были предложены аббату Бузони. Но лорд Уилмор, как человек, настроенный враждебно к графу де Монте-Кристо, был не так сдержан, как аббат, и поэтому ответы получались гораздо более пространные. Он рассказал о молодых годах Монте-Кристо, который, по его словам, десяти лет от роду поступил на службу к одному из маленьких индийских властителей, вечно воюющих с Англией; там-то Уилмор с ним и встретился, и они сражались друг против друга. Во время этой войны Дзакконе был взят в плен, отправлен в Англию, водворен на блокшив и бежал оттуда вплавь. После этого начались его путешествия, его дуэли, его любовные приключения. В Греции вспыхнуло восстание, и он вступил в греческие войска. Состоя там на службе, он нашел в Фессалийских горах серебряную руду, но никому ни слова не сказал о своем открытии. После Наварина, когда греческое правительство упрочилось, он попросил у короля Оттона привилегию на разработку залежей и получил ее. Оттуда и пошло его несметное богатство; по словам лорда Уилмора, оно приносит графу до двух миллионов годового дохода, но тем не менее может неожиданно иссякнуть, если иссякнет рудник.
— А известно вам, зачем он приехал во Францию? — спросил посетитель.
— Он хочет спекулировать на железнодорожном строительстве, — сказал лорд Уилмор, — кроме того, он опытный химик и очень хороший физик, он изобрел новый вид телеграфа и хочет ввести его в употребление.
— Сколько приблизительно он расходует в год? — спросил представитель префекта полиции.
— Не больше пятисот или шестисот тысяч, — сказал лорд Уилмор, — он скуп.
Было ясно, что в англичанине говорит ненависть, и, не зная, что поставить в упрек графу, он обвиняет его в скупости.
— Известно ли вам что-нибудь относительно его дома в Отее?
— Да, разумеется.
— Ну, и что же вы знаете?
— Вы спрашиваете, с какой целью он купил его?
Да.
— Так вот, граф — спекулянт и, несомненно, разорится на своих опытах и утопиях; он утверждает, что в Отее, поблизости от дома, который он купил, имеется минеральный источник, способный конкурировать с целебными водами Баньер-де-Люшона и Котре. В этом доме он собирается устроить Badehaus[3], как говорят немцы. Он уже раза три перекопал свой сад, чтобы отыскать пресловутый источник, но ничего не нашел, а потому, вы увидите, в скором времени он скупит все окрестные дома. А так как я на него зол, то я надеюсь, что на своей железной дороге, на своем электрическом телеграфе или на своем ванном заведении он разорится. Я езжу за ним повсюду и намерен насладиться его поражением, которое, рано или поздно, неминуемо.
— А за что вы на него злы? — спросил посетитель.
— За то, — отвечал лорд Уилмор, — что, когда он был в Англии, он соблазнил жену одного из моих друзей.
— Но, если вы на него злы, почему вы не пытаетесь отомстить ему?
— Я уже три раза дрался с графом, — сказал англичанин, — в первый раз на пистолетах, во второй раз на шпагах, в третий раз — на эспадронах.
— И какой же был результат этих дуэлей?
— В первый раз он раздробил мне руку, во второй раз он проткнул мне легкое, а в третий нанес мне вот эту рану.
Англичанин отвернул ворот сорочки, доходивший ему до ушей, и показал рубец, воспаленный вид которого указывал на его недавнее происхождение.