— Что это значит?
— Это значит, — сказал, смеясь, виконт, — что вы семнадцатая задаете мне этот вопрос. Везет же графу!.. Его можно поздравить…
— А вы всем отвечаете так же, как мне?
— Ах, простите, я ведь вам так и не ответил. Не беспокойтесь, сударыня, модный человек у нас будет, он удостаивает нас этой чести.
— Были вы вчера в Опере?
— Нет.
— А он там был.
— Вот как? И этот эксцентричный человек снова выкинул что-нибудь оригинальное?
— Разве он может без этого? Эльслер танцевала в "Хромом бесе"; греческая княжна была в полном восторге. После качучи граф продел букет в великолепное кольцо и бросил его очаровательной танцовщице, и она, в знак благодарности, появилась с его кольцом в третьем акте. А его греческая княжна тоже приедет?
— Нет, вам придется отказаться от удовольствия ее видеть: ее положение в доме графа недостаточно ясно.
— Послушайте, оставьте меня здесь и пойдите поздороваться с госпожой де Вильфор, — сказала баронесса, — я вижу, что она умирает от желания поговорить с вами.
Альбер поклонился г-же Данглар и направился к г-же де Вильфор, которая уже издали приготовилась заговорить с ним.
— Держу пари, — прервал ее Альбер, — что я знаю, что вы мне скажете.
— Да неужели?
— Если я отгадаю, вы сознаетесь?
— Да.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Вы собираетесь меня спросить, здесь ли граф де Монте-Кристо или приедет ли он.
— Вовсе нет. Сейчас меня интересует не он. Я хотела спросить, нет ли у вас известий от Франца?
— Да, вчера я получил от него письмо.
— И что он вам пишет?
— Что он выезжает одновременно с письмом.
— Отлично. Ну а теперь о графе.
— Граф приедет, не беспокойтесь.
— Вы знаете, что его зовут не только Монте-Кристо?
— Нет, я этого не знал.
— Монте-Кристо — это название острова, а у него есть, кроме того, фамилия.
— Я никогда ее не слышал.
— Значит, я лучше осведомлена, чем вы: его зовут Дзакконе.
— Возможно.
— Он мальтиец.
— Тоже возможно.
— Сын судовладельца.
— Знаете, вам надо рассказать все это вслух, вы имели бы огромный успех.
— Он служил в Индии, разрабатывает серебряные рудники в Фессалии и приехал в Париж, чтобы открыть в Отее заведение минеральных вод.
— Ну и новости, честное слово! — сказал Морсер. — Вы мне разрешите их повторить?
— Да, но понемногу, не все сразу, и не говорите, что они исходят от меня.
— Почему?
— Потому что это почти подслушанный секрет.
— Чей?
— Полиции.
— Значит, об этом говорилось…
— Вчера вечером у префекта. Вы ведь понимаете, Париж взволновался при виде этой необычайной роскоши, и полиция навела справки.
— Само собой! Не хватает только, чтобы графа арестовали за бродяжничество, ввиду того что он слишком богат.
— По правде говоря, это вполне могло бы случиться, если бы сведения не оказались такими благоприятными.
— Бедный граф! А он знает о грозившей ему опасности?
— Не думаю.
— В таком случае следует предупредить его. Я не премину это сделать, как только он приедет.
В эту минуту к ним подошел красивый молодой брюнет, с живыми глазами, и почтительно поклонился г-же де Вильфор.
Альбер протянул ему руку.
— Сударыня, — сказал Альбер, — имею честь представить вам Максимилиана Морреля, капитана спаги, одного из наших славных, а главное, храбрых офицеров.
— Я уже имела удовольствие познакомиться с господином Моррелем в Отее, у графа де Монте-Кристо, — ответила г-жа де Вильфор, отворачиваясь с подчеркнутой холодностью.
Этот ответ и особенно его тон заставили сжаться сердце бедного Морреля, но его ожидала награда: обернувшись, он увидел в дверях молодую девушку в белом; ее расширенные и, казалось, ничего не выражающие голубые глаза были устремлены на него; она медленно подносила к губам букет незабудок.
Моррель понял это приветствие и с тем же выражением в глазах, в свою очередь, поднес к губам платок; и обе эти живые статуи, с учащенно бьющимися сердцами и с мраморно-холодными лицами, разделенные всем пространством залы, на минуту забылись, вернее, забыли обо всем в этом немом созерцании.
Они могли бы долго стоять так, поглощенные друг другом, и никто не заметил бы их забытья: в залу вошел граф де Монте-Кристо.
Как мы уже говорили, было ли то искусственное или природное обаяние, но, где бы граф ни появлялся, он привлекал к себе всеобщее внимание. Не его фрак, правда безукоризненного покроя, но простой и без орденов; не белый жилет без всякой вышивки; не панталоны, облегавшие его стройные ноги, — не это привлекало внимание. Матовый цвет лица, волнистые черные волосы, спокойное и ясное лицо, глубокий и печальный взор, наконец, поразительно очерченный рот, так легко выражавший надменное презрение, — вот что приковывало к графу все взгляды.