— Помилуйте, ваше сиятельство, это вы скажите, что вам от нас угодно?.. Прикажите, и мы исполним.
— В таком случае прежде всего откройте мне дверь.
Пеппино открыл дверь.
— Я хочу есть, черт возьми! — сказал Данглар.
— Вы голодны?
— Вы это и так знаете.
— Что угодно скушать вашему сиятельству?
— Кусок черствого хлеба, раз цыплята так непомерно дороги в этом проклятом погребе.
— Хлеба? Извольте! — сказал Пеппино. — Эй, хлеба! — крикнул он.
Юноша принес маленький хлебец.
— Пожалуйста! — сказал Пеппино.
— Сколько? — спросил Данглар.
— Четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров. Вы уже заплатили вперед два луидора.
— Как! За один хлебец сто тысяч франков?
— Сто тысяч франков, — ответил Пеппино.
— Но ведь сто тысяч франков стоит цыпленок!
— У нас нет прейскуранта, у нас на все одна цена. Мало вы съедите или много, закажете десять блюд или одно— цена не меняется.
— Вы опять шутите! Это нелепо, мой друг, это просто глупо! Лучше скажите сразу, что вы хотите уморить меня голодом, и дело с концом.
— Да нет же, ваше сиятельство, это вы хотите уморить себя голодом. Заплатите и кушайте.
— Чем же я заплачу, скотина? — воскликнул вне себя Данглар. — Ты, кажется, воображаешь, что я таскаю сто тысяч франков с собой в кармане?
— У вас в кармане пять миллионов пятьдесят тысяч франков, ваше сиятельство, — сказал Пеппино, — это составит пятьдесят цыплят по сто тысяч франков штука и еще полцыпленка за пятьдесят тысяч.
Д англ ар задрожал, повязка упала с его глаз: это, конечно, была шутка, но теперь он ее понял.
Надо, впрочем, сказать, что теперь он не находил ее такой уж плоской, как минутой раньше.
— Послушайте, — сказал он, — если я вам дам эти сто тысяч франков, будем ли мы с вами в расчете? Смогу я спокойно поесть?
— Разумеется, — заявил Пеппино.
— Но как я вам их дам? — спросил Данглар, облегченно вздыхая.
— Ничего нет проще; у вас текущий счет в банкирском доме "Томсон и Френч" на Банковской улице в Риме; дайте мне чек на их банк на четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров: наш банкир его примет.
Данглар хотел по крайней мере сохранить видимость доброй воли; он взял перо и бумагу, которые ему подал Пеппино, написал записку и подписался.
— Вот вам чек на предъявителя, — сказал он.
— А вот вам цыпленок.
Данглар со вздохом разрезал птицу; она казалась ему очень постной по сравнению с такой жирной суммой.
Что касается Пеппино, то он внимательно прочитал бумажку, опустил ее в карман и снова принялся за турецкий горох.
XIX
ПРОЩЕНИЕ
На следующий день Данглар снова почувствовал голод: воздух в этой пещере как нельзя более возбуждал аппетит. Пленник думал, что в этот день ему не придется тратиться: как человек бережливый, он припрятал половину цыпленка и кусок хлеба в углу своей кельи.
Но не успел он поесть, как ему захотелось пить; он совершенно не принял этого в расчет.
Он боролся с жаждой до тех пор, пока не почувствовал, что его иссохший язык прилипает к нёбу.
Тогда, не в силах больше противиться сжигавшему его огню, он позвал.
Часовой отпер дверь; лицо его было незнакомо узнику.
Данглар решил, что лучше иметь дело со старым знакомым. Он стал звать Пеппино.
— Я здесь, ваше сиятельство, — сказал разбойник, явившись с такой поспешностью, что Данглару это показалось хорошим предзнаменованием, — что вам угодно?
— Пить, — сказал пленник.
— Вашему сиятельству должно быть известно, — заявил Пеппино, — что вино в окрестностях Рима неимоверно дорого.
— В таком случае дайте мне воды, — отвечал Данглар, пытаясь отразить удар.
— Ах, ваше сиятельство, вода еще большая редкость, чем вино: сейчас такая ужасная засуха!
— Я вижу, все начинается сызнова! — сказал Данглар.
И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот.
— Послушайте, мой друг, — сказал он, видя, что Пеппино все так же невозмутим, — я прошу у вас стакан вина, неужели вы мне в нем откажете?
— Я уже вам говорил, ваше сиятельство, — серьезно отвечал Пеппино, — что мы не торгуем в розницу.
— В таком случае дайте мне бутылку.
— Какого?
— Подешевле.
— Цена на все вина одна.
— А какая?
— Двадцать пять тысяч франков бутылка.
— Скажите лучше, что вы хотите обобрать меня дочиста! — воскликнул Данглар с такой горечью в голосе, что только Гарпагон мог бы оценить ее по достоинству. — Это будет проще, чем сдирать с меня шкуру по частям.
— Возможно, что таково намерение атамана, — сказал Пеппино.
— Атамана? А кто он?
— Вас к нему водили позавчера.
— А где он?
— Здесь.
— Могу я повидать его?
— Ничего нет легче.
Не прошло и минуты, как перед Дангларом предстал Луиджи Вампа.
— Вы меня звали? — спросил он пленника.
— Это вы, сударь, атаман тех, кто доставил меня сюда?
— Да, ваше сиятельство. А что?
— Какой выкуп вы за меня требуете?
— Да просто те пять миллионов, которые у вас с собой.
Данглар почувствовал, как ледяная рука стиснула его сердце.
— Это все, что у меня есть, сударь, это остаток огромного состояния; если вы отнимете их у меня, то отнимите и жизнь.
— Нам запрещено проливать вашу кровь, ваше сиятельство.
— Кто вам запретил?
— Тот, кому мы повинуемся.
— Значит, вы кому-то повинуетесь?
— Да, нашему начальнику.
— Мне казалось, что вы и есть начальник.
— Я атаман этих людей, но у меня тоже есть начальник.
— А этот начальник тоже кому-нибудь повинуется?
— Да.
— Кому же?
— Богу.
Данглар задумался.
— Не понимаю, — сказал он.
— Возможно.
— Этот самый начальник и приказал вам так со мной обращаться?
— Да.
— С какой целью?
— Этого я не знаю.
— Но ведь когда-нибудь мой кошелек иссякнет?
— Вероятно.
— Послушайте, — сказал Данглар, — хотите миллион?
— Нет.
— Два миллиона?
— Нет.
— Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с условием, что вы меня отпустите.
— Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? — сказал Вампа. — Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это понимаю.
— Берите все! Все, слышите! — воскликнул Данглар. — И убейте меня!
— Успокойтесь, ваше сиятельство, не надо горячиться, а то у вас появится такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте бережливы, черт возьми!
— А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? — воскликнул Данглар вне себя.
— Тогда вы будете голодать.
— Голодать? — сказал Данглар, бледнея.
— Вероятно, — равнодушно ответил Вампа.
— Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня?
— Да.
— И дадите мне умереть с голоду?
— Это не одно и то же.
— Так нет же, негодяи, — воскликнул Данглар, — я обману ваши подлые расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем лучше; мучьте меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите!
— Как вашему сиятельству будет угодно, — сказал Вампа.
И он вышел из кельи.
Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры.
Кто эти люди? Кто этот их атаман? И кто их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все могут от них откупиться, а он один не может?
Да, конечно, смерть, быстрая, насильственная смерть — лучший способ обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его жертвой какого-то непонятного мщения.
Но умереть!
Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и призывая ее, и в то же время страшась; настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: "Ты умрешь!"