— Я не так занят. Я бездельничаю с тех пор, как впервые ступил на английскую землю. Возьмите сегодняшнее утро, например. Все, что я сделал, это просмотрел финансовые дела Рейвенс Лэйера и узнал, в каком плачевном состоянии находится имение.
— И вы, наверное, занимались всем этим на голодный желудок, не так ли?
— Почему вы так решили? — спросил он.
— Потому что вы съели все мои кексы как мужчина, почти умирающий от голода.
— Простите. Пожалуй я был более голоден, чем предполагал. Я не хотел выставить себя такой свиньей.
— О, не извиняйтесь. Это совсем ни к чему. Если вы хотите знать, то я нахожу ваш аппетит довольно лестным для себя.
— Действительно?
— Да, именно так.
Она никогда не готовила для мужчин раньше. И уже долгие годы у нее не было возможности разделить трапезу с одним из них. Внезапно она изменила тему разговора.
— Так вы говорите, что в Рейвенс Лэйере есть какие-то финансовые трудности?
— Да, это именно то, что я сказал.
— Какого рода трудности?
Прескотт некоторое время колебался, вспомнив о том, что Харгривс сказал ему, — никогда не обсуждать финансовые проблемы с посторонними. Но так как Люсинда была его кузиной и в течение долгого времени жила в Сент Кеверне, она вряд ли подходила на роль посторонней. Ей более, чем кому бы то ни было, следовало знать о сложившейся ситуации.
— Трудности самого худшего рода. Мы по горло в долгах.
— Что?
— Мы разорены. У нас нет ни никеля[4] за душой.
«Господи, помилуй», — подумал Прескотт. Он начинал подражать Харгривсу, говоря «мы» вместо «я».
— Я задолжал людям так много денег, — продолжал он, — что даже удивлен, как сборщики долгов со всей Англии еще не стоят на пороге моего дома, колотя кулаками в дверь и намереваясь выбить ее к чертовой матери.
— Сборщики долгов?
— Да, за всю работу, которая была сделана по ремонту замка и за материалы, что были использованы при этом столярами, каменщиками — кого ни назовите — я задолжал им всем. Но это еще не так плохо, как задолжать женщинам, которые работают на меня в доме. Бедняжки не получали денег за свой труд месяцами. Вот видите? Я не могу жаловаться на миссис Свит за то, что мне не нравится, как она готовит, потому что все это время она работала бесплатно.
Когда Прескотт остановился, он заметил, что на лице Люсинды появилось странное выражение и что ее слегка прищуренные глаза уставились на какой-то невидимый предмет вдали.
— В чем дело?
— Прескотт, здесь что-то неладное. Я удивлена, что вы до сих пор не заметили этого сами…
— Что не заметил?
— Состояние замка, конечно.
— Этот проклятый дом почти разваливается от старости. Это я заметил.
— И в то же время вы говорите, что задолжали ремесленникам за ремонтные работы, которые в действительности не были сделаны.
Прескотт почувствовал себя, словно кто-то сильно ударил его кулаком в грудь или врезал со всего размаху пощечину и, наконец, разбудил его.
— Этот сукин сын… Ведь Эмерсон ведет записи в книгах, не так ли? Это его работа выплачивать жалованье прислуге, разбираться с кредиторами и…
— Да. Он управляющий имением, и делать записи в учетных книгах — одна из его обязанностей. Он занимался этим последние годы.
— И все это время он обворовывал Рейвенс Лэйер. И делал все это за нашей спиной. Оказывается что…
— Куда вы?
Прескотт вскочил со стула так резко, что тот чуть не опрокинулся.
— Вы мне не можете подсказать, где он?
— Даже не знаю.
— Я не видел его ни на одной ферме, когда сегодня утром делал объезд.
— Он, возможно, дома.
Схватив свою шляпу с крючка на стене, куда ее повесила Люсинда, Прескотт направился к двери.
— Где это?
— Его дом находится внизу у деревни. Пойдете по этой тропинке и, когда дойдете до развилки, вам нужно… — она замолчала и вздохнула, вспомнив, что Прескотт все еще не знал здешней местности, и, вполне возможно, мог заблудиться. — Хорошо. Я покажу вам сама.
Глава 6
Прескотт даже не задумался о правилах приличия и о том, что могут подумать люди в деревне, когда он, вскочив на лошадь, подхватил Люсинду и посадил ее в седло перед собой. Он очень спешил найти Эмерсона, а у них была только одна лошадь на двоих.
— Конечно, у меня были подозрения, — сказала она. — В Эмерсоне всегда было что-то мошенническое, даже когда он был еще ребенком. Но я не могу поверить, что у него нашлось столько наглости, чтобы действительно обворовывать имение, обирать доброго старого дядюшку Герберта. Если же это так, то его действия подсудны. Просто подсудны.
Она посмотрела через плечо на Прескотта и увидела злое решительное выражение в его глазах.
— Видите ли, он был единственным человеком, которого смог нанять дядя Герберт.
— Очевидно дядя Герберт сделал большую ошибку.
— В действительности у него просто не было выбора. Никто не хотел этого места.
— Никто?
— Никто. Слишком много работы входит в обязанности управляющего. Единственные, хотя бы немного подходящие для этой должности люди, — это фермеры, но у них…
— У них достаточно дел и у себя на фермах.
— Вот именно, — сказала она. — Во всяком случае жизнь не так проста в этих районах Корнуолла. Бог наградил богатством и беззаботной жизнью только немногих, остальным же приходится трудом и потом зарабатывать себе на жизнь и только мечтать о роскоши.
Желая получить представление о том, как долго Эмерсон заправляет в Рейвенс Лэйере и с каких пор началось его воровство, Прескотт спросил:
— Когда дядя Герберт нанял его?
— Незадолго до того, как с ним случился первый удар. Это было… Дайте мне вспомнить. Боже мой, это было три года назад, когда дядя ехал к одному фермеру по делам и внезапно упал с лошади. После этого он так и не смог встать на ноги. И даже поправившись, он мог только сидеть в кресле-коляске, потому что обе ноги и одна рука остались парализованными и совсем не двигались. Но сознание еще оставалось ясным, и он беспокоился за дела в имении, поэтому нанял управляющего, чтобы тот стал его глазами, ушами и ногами.
— Эмерсона?
— Да, Эмерсона. Дядя Герберт так гордился Рейвенс Лэйером, Прескотт. Это место было для него дороже всего в жизни. То обстоятельство, что теперь было невозможно объехать самому имение, ужасно расстраивало дядю Герберта, но он нашел выход из положения, доверившись Эмерсону. Первое время он еще помогал Гарику советами, чтобы тот делал все должным образом, но, к несчастью, через несколько месяцев после первого удара с ним случился второй. После него речь дяди стала невнятной, да и говорил он часто какую-то несуразицу — словом, умственные способности очень пострадали.
Люсинда даже вздрогнула, обратившись к столь печальным воспоминаниям. В последние месяцы жизни прислуге приходилось ухаживать за ним, как за младенцем.
— И как давно это было?
— Два года назад.
— И все это время Эмерсон имел полный контроль над имением? Подумать только, сколько же денег он присвоил, если начал воровать еще раньше.
— Должно быть, это то же самое, что привести ребенка-сладкоежку в кондитерский магазин и оставить его там без присмотра. Эмерсон ведь знал, что дядя Герберт не сможет проверить, как он управляет имением и куда тратит деньги, потому что старик был уже не в состоянии спорить с ним.
— И похоже на то, что и никто другой не задавал ему подобных вопросов. Негодяй! — взволнованно отреагировал Прескотт.
— Я и раньше подозревала, что тут творится что-то неладное. Работы, которые нужно было сделать в замке, так и оставались невыполненными. Поля заросли травой. Но я не могла никому сказать об этом.
— Почему?
— А кому бы я сказала?
— Властям для начала, — сказал Прескотт.