«Этот негодяй действительно купается в богатстве, — подумал Прескотт. — Жаль, что этого нельзя сказать о жене и детях Эмерсона».
— Милорд? — Эмерсон появился, впопыхах выбежав из столовой и вытирая рот льняной салфеткой. За ним по пятам следовала пышная блондинка, на шее которой мерцало ожерелье из нескольких рядов жемчуга, а грудь была чуть прикрыта низким вырезом синего атласного платья.
— К-какие-то проблемы?
— Да, черт побери, проблемы. И к тому же довольно большие. Я думаю, вам будет лучше выйти, чтобы мы могли обсудить их с глазу на глаз.
— Конечно. Как скажете, милорд.
— Гарик, дорогой?
Эмерсон взволнованно повернулся к женщине.
— Изабель, прошу тебя, иди и заканчивай ужин. Я думаю, это не займет много времени.
— Он прав, мэм, — сказал Прескотт, когда Эмерсон вышел наружу. — Это просто секундное дело. Он вернется к вам тотчас, как мы закончим наш разговор.
Изабель захлопала своими длинными ресницами и опустилась в реверансе, показывая Прескотту свою роскошную грудь настолько, насколько позволяли правила приличия.
— Конечно, милорд.
Когда Эмерсон закрыл за собой дверь, он заметил на улице Люсинду, болтающую о чем-то с прохожим. Позже он разгадает, зачем лорд Сент Кеверна притащил с собой деревенскую ведьму по такому, казалось бы, неотложному делу. Но сейчас надо обдумать — почему так внезапно заявился граф и что ему надо?!
— Я не могу себе представить, какие проблемы могли появиться, милорд.
— Неужели?
— Нет, милорд.
— Может, помочь тебе немного освежить память?
— Сделайте одолжение, милорд.
— Видишь ли, сегодня утром я внимательно просмотрел книги в библиотеке.
— О каких книгах вы говорите, милорд?
— О тех, из которых я узнал, сколько стоит Рейвенс Лэйер. Чего я стою. Кажется, вы называете их учетными журналами.
— А, те книги, конечно.
— Теперь вы знаете, о каких именно книгах я говорю?
— Безусловно.
— Не биографии и романы, а учетные журналы. Так вот, после тщательного их прочтения, которым я занимался сегодня все утро, должен сказать вам, что они содержат очень странную информацию. Половина ее правдива, а остальное — выдумка.
— Я не понимаю, на что вы намекаете, милорд.
— Неужели?
— Нет, милорд.
— Ну, тогда я скажу другими словами, Эмерсон. Мне не очень понравилось то, что я в них увидел.
— Я удивился, если бы вы сказали мне обратное. Имение находится в плохом состоянии. Нам просто необходим капитал. Мы нуждаемся в деньгах уже несколько лет, с тех пор, как умер старый граф.
— Нет, Рейвенс Лэйер был в плачевном состоянии уже задолго до смерти моего дядюшки. Насколько я понял, замок и арендные фермы стали приходить в упадок приблизительно в то же время, как вы заняли это место. То есть, э-э, управляющего…
— Милорд, вы полагаете, что я мог…
— К черту, ничего я не полагаю, Эмерсон.
— Тогда я извиняюсь, милорд. Я думал…
— Я напрямую обвиняю тебя.
— Меня?!
— Да, тебя. Ты запустил свои грязные руки в мой кошелек уже два года назад, но с сегодняшнего дня этому придет конец. А именно с данной минуты.
— Милорд, я не потерплю, чтобы меня прямо в глаза на виду у всех обвиняли в воровстве.
— Мне это безразлично.
И прежде чем Эмерсон успел раскрыть рот, чтобы ответить ему, Прескотт с размаху кулаком ударил управляющего в нижнюю челюсть да с такой силой, что тот отлетел к зеленой ограде из аккуратно подстриженных кустарников.
Прескотт взглянул в сторону Люсинды и заметил, что на улице за ее спиной начала уже собираться толпа.
«Вот зеваки, — подумал он, покачав головой. — Ну, сегодня будет достаточно пищи для разговоров».
— Ты вор, Эмерсон, — сказал он как можно громче. — Никчемный распутный вор. Это твой дом? Так вот, начиная с завтрашнего утра ты начнешь продавать всю мебель, что ты купил для этого дома. Когда ничего уже не останется, ты станешь продавать все те роскошные зеркала, картины и лампы, что я видел внутри. Ты вернешь мне каждый никель, э-э, каждый шиллинг из тех денег, что ты украл. Ты меня понял?
— Лорд Сент Кеверна, как бы это выразиться…
— Лучше молчи, Эмерсон. Я ненавижу мужчин, которые выражаются, особенно неприлично и перед женщинами. Но знаешь, кого я еще больше ненавижу? Мужей, которые бьют своих жен. Как правило, эти мужчины обыкновенные трусы. А ты именно такой и есть. Никчемный, подлый, распутный трус.
— Милорд!
— Да, и еще одно, Эмерсон. Ты уволен. Не смей теперь даже одной ногой ступить в мои владения, — не желая, чтобы Люсинда и толпа зевак расслышали его следующую фразу, он наклонился к Эмерсону, все еще лежащему на земле, и угрожающе прошептал:
— Только сунься, и я сделаю так, что ты до конца своей жизни будешь жалеть об этом.
Он в последний раз окинул Эмерсона презрительным взглядом, затем развернулся и пошел прочь.
Люсинда не сказала ни слова, когда он подошел и взял у нее поводья. Однако толпа собравшихся мужчин не молчала.
— Так вы и есть новый граф? — спросил один.
— Да, нравится вам это или не нравится, но это так. Прескотт Трефаро — мое имя.
— Да, — сказал мужчина, кивнув своим друзьям. — Мы так и думали. Э-э, милорд?
— Что?
— Вам надо поговорить точно так же, как вы только что говорили с управляющим, с нашим уважаемым мэром. То есть хорошенько его пропесочить.
Несколько других джентльменов замялись и закивали головами в знак согласия. Чувствуя, как его ярость постепенно утихает, Прескотт усмехнулся.
— Если он насолит вам чем-нибудь, просто скажите ему, чтобы он зашел повидаться со мной.
— Так мы и сделаем, Ваша светлость. Будьте уверены, так мы и сделаем.
— Я думаю, вы произвели большое впечатление на своих новых подчиненных, милорд, — сказала Люсинда несколькими минутами позже, когда они уже выезжали из города.
— Если я хотя бы еще один раз услышу, что вы называете меня «милорд», я сниму вас с лошади и заставлю идти всю дорогу домой пешком. Мне приходится смириться, что я слышу это от людей, подобных Эмерсону, но мне нет никакой нужды слышать это еще и от вас.
— Но я же не враг, Прескотт. Я на вашей стороне.
— Попробовали бы вы только не быть на моей стороне, — он покрепче обхватил рукой ее талию и слегка сжал, скорчив при этом угрожающую гримасу и засмеявшись.
— Очевидно, местные жители тоже на вашей стороне. Они, конечно, прямо вам об этом не сказали, но всем известно, что они никогда не одобряли Эмерсона и его любовницу.
— Но при этом они держали свои рты на замке, когда он привез и поселил ее прямо у них под носом.
— В его руках была власть. Что им, по-вашему, оставалось делать?
— Обмазать смолой и обкатать в куриных перьях! Или посадить его в пустой вагон и спустить вниз по рельсам, чтобы он катился подальше от города. Именно это мне захотелось сделать, когда я увидел синяки его бедной жены.
— Местные жители не так смелы и решительны, как вы. Они привыкли к тому, что стоящие у власти живут по другим законам.
— Порядочность и честность одинаково важны для всех людей в обществе. Только люди, обладающие этими качествами, равны друг другу, независимо от того, к какому сословию принадлежат. Мой графский титул совсем не делает меня лучше остальных, но и без него я никогда не смог бы поступить так, как Эмерсон.
— Я думаю, теперь об этом узнали все горожане.
— Теперь? Вы хотите сказать, что не знали раньше?
— Откуда? Ведь они с вами никогда не встречались и знали только понаслышке. Все вокруг думали, что вы такой же, как и все графы этой земли до вас.
— А какими они были?
— Властолюбивыми, совершенно безразличными к людям и их бедам. Вы только поймите меня правильно: дядя Герберт был достаточно приличным человеком, но ему никогда не приходила в голову мысль предложить горожанам свою помощь так, как это сделали сегодня вы. Возможно потому, что это было просто не в его натуре.