— Вот видите? Вы сделали это опять.
— Сделала что? — спросила Крессида.
— Поставили под сомнение мою мужественность, вот что.
— Я не делала ничего подобного. Вы сами достаточно ставите ее под сомнение, будучи капризным как маленькая плаксивая девочка.
— Капризным! Ты еще увидишь, Крессида, что я…
Оказавшись между двумя ругающимися кузенами, Прескотт заткнул уши, не желая слышать продолжение этого спора. Теперь он больше прежнего хотел найти себе место, где мог бы спрятаться, залезть за выцветшие портьеры или заползти в одну из щелей в полу — что угодно, лишь бы укрыться от этой буйной толпы родственников. Но он в одно мгновение изменил свое решение и вздохнул с облегчением, почувствовав, что судьба даровала ему отсрочку, когда спокойный голос Люсинды внезапно раздался над всем этим хаотическим шумом.
— Мистер Кандервуд, вы найдете нужную вам комнату на втором этаже. Поверните в холл налево, и это будет третья дверь справа.
Головы повернулись в сторону Люсинды, и все разговоры постепенно стихли, когда она плавной походкой стала спускаться по лестнице. Она представляла собой такое идеальное воплощение грации и изящества, что на ней сразу сосредоточились взгляды всех присутствующих. Гордость за нее, любовь и бесконечная благодарность одновременно нахлынули на Прескотта.
Ему так захотелось подбежать к ней, обнять и показать всем, как сильна его любовь. Но вслед за этим желанием немедленно нахлынуло другое — укрыть, спрятать Люсинду от этой злой галдящей толпы. В результате он не сделал ни того, ни другого, понимая, что в любом случае возбудит своим поведением массу подозрений, а этой саранче вполне хватит и одной искры.
Вместо этого он пробился между Гарольдом и Крессидой и подошел к Люсинде.
— Прошу минуточку внимания, мне хотелось бы представить вам мою кузину, мисс Люсинду Трефаро.
— Вашу кузину?
— Да, мэм, — ответил Прескотт, — по линии моего отца.
— Какая хорошенькая деревенская девушка, — послышался мужской шепот из толпы.
— О, пожалуйста, помолчите, Вальтер.
— Хорошо, но это действительно так, моя дорогая.
— Я сказала, замолчи.
— Да, дорогая.
— Если лорд Прескотт еще этого не сделал, — сказала Люсинда, догадываясь по тому, как он вел себя, что скорее всего нет. — Мы оба хотели сказать, что очень рады видеть вас в Рейвенс Лэйере. Ваши комнаты готовы, и вы можете разойтись по ним, как только пожелаете. Примерно через полчаса будет подан чай в столовой, но если до этого вы хотите немного отдохнуть после вашего долгого путешествия, позвольте мне предложить сделать это сейчас.
— Первые разумные слова, которые я услышала за весь день, — заявила тетя Чарити. — Чашка хорошего чая будет сейчас как раз кстати.
Гул всеобщего одобрения волной прокатился в толпе.
— И еще, — добавила Люсинда, — повар сообщила мне, что ужин будет подан ровно в восемь.
— Повар? — Прескотт вопросительно посмотрел на нее, на что Люсинда, как бы извиняясь, приподняла бровь.
— Что она имела в виду, сказав — «мы рады видеть вас?» — спросила одна кузина другую, когда шумная толпа двинулась вверх по лестнице.
— Она живет здесь, ты, простофиля, — ответила вторая.
— Но кем она приходится кузену Прескотту? Вот что мне хотелось бы узнать.
— Разве ты не слышала того, что он только что сказал? Она его кузина, такая же, как и мы.
— О, пропади ты пропадом, неужели еще одна?
Вторая кузина просто усмехнулась.
— Это прибавляет остроту соревнованию, не правда ли?
Прескотт краем уха услышал этот разговор и удивился, о каком соревновании шла речь.
— Похоже на то, что ты станешь центром внимания не одной молоденькой леди в последующие две недели, — сказала Люсинда позже, когда последний из Кандервудов исчез из виду, зайдя в замок.
— Хм?
— Пожалуйста, Прескотт. Не говори мне, что ты ничего не заметил.
— Что не заметил?
— Давай говорить начистоту! Ведь среди твоих родственниц по крайней мере полдюжины молодых девиц на выданье и, без сомнения, каждая из них имеет на тебя виды.
— Иметь на меня виды — это одно, но заманить меня в свои сети — это совсем другое.
— Так ты как страус прячешь голову в песок еще до того, как началась охота, не так ли?
— Я никогда не прятал голову в песок, и здесь нет никакой охоты. По крайней мере, я дал понять, что у них ничего не выйдет, еще несколько месяцев назад в Лондоне.
— Очевидно ты сделал это недостаточно хорошо.
— Но ведь я не подарок.
— А вот в этом ты ошибаешься. Прескотт. Ты не женат, и у тебя есть титул и имение.
— Эта разваливающаяся на кусочки старая груда камней?
— И все же это гораздо больше того, что есть у них.
— Если бы я каким-то образом мог отдать все это одному из них, поверь мне, я бы это сделал, — сказал он. — Но если уж об этом зашел разговор, на тебя сегодня тоже немало мужчин положили глаз.
— Ты имеешь в виду своих кузенов?
— И дядюшек тоже.
— О, но ведь это нелепо.
Прескотт наклонился к ней поближе и прошептал на ухо.
— Будь осторожна, дорогая. Я знаю этих людей, это подлецы. Настоящие подлецы.
— Знаешь ли, такой совет можно было дать и тебе самому.
— Да. Я-то умею держать себя в окружении женщин.
Звонкий смех Люсинды эхом отразился от мраморных колонн теперь опустевшего фойе и теплой волной удовольствия отозвался в теле Прескотта.
— О, неужели?
— Да, я умею.
— Не потому ли ты всегда удираешь от женщин, как только одна из них встретится на твоем пути без предупреждения.
— Я никогда не удирал.
— А вот и удирал. Вчера, например.
— А что было вчера?
— Я видела, как ты выходил из своих комнат, но потом пулей влетел в них опять, когда увидел идущую по холлу Эсмеральду.
— Я могу дать этому объяснение. Каждый раз, когда эта женщина видит меня, она начинает кричать, что ее насилуют.
— Однажды, — поправила его Люсинда, — она кричала, что ты ее насилуешь, только однажды, при вашей первой встрече с ней.
— Да, но терпение человека не безгранично, и мне вполне хватило одного раза. Кроме того, я боюсь, что она ни с того ни с сего может отдать концы.
— Отдать концы?
— Умереть. Тогда мне будет чертовски трудно объяснить, почему старуха, вопящая, что ее насилуют, вдруг скончалась на руках у мужчины.
— Хорошо. Но это все же не объясняет твоего поведения в обществе Миранды и Ровены.
— С двумя этими?
— Да.
— Я никогда не убегал от них.
— А вот и убегал. Как-то на прошлой неделе между ними в очередной раз произошел один из нескончаемых споров по пустякам. Ты вошел, услышал их и, только они хотели обратиться за твоим бесценным советом, пулей вылетел из кухни.
— Черт побери, все было не так.
— Именно так, Прескотт. И не трудись отрицать это.
— Да, но знать, как обращаться с женщинами, и сунуться прямо в центр кошачьей драки — это разные вещи. Совершив такой безрассудный поступок, мужчина в конечном счете может остаться искалеченным на всю жизнь.
— Но ведь они просто спорили, а не дрались.
— Для меня все походило на то, что они вот-вот были готовы сцепиться друг с другом.
Мгновение она пристально смотрела на него своими чуть прищуренными глазами.
— Я никогда не подозревала, что женщины могут навести на тебя такой страх.
— Э-э, подожди-ка минутку. Я не трус. Я справлюсь с любым мужчиной в любое время и где угодно.
— Но не с женщиной, ведь так?
— Дорогая, я овладею тобой, когда только ты этого захочешь.
Люсинда даже взвизгнула от неожиданности, когда Прескотт подхватил ее на руки в: понес в библиотеку и, войдя в нее, ногой с силой захлопнул за собой дверь.
Он поставил ее на пол и прижал своим телом к стене. Его руки обхватили ее за талию, и он слегка согнул ноги в коленях. Их губы слились в страстном поцелуе. Он целовал ее так сильно, что у нее закружилась голова. Но она наслаждалась этим головокружением от его страстных поцелуев, и ей было приятно ощущать на себе натиск его мужского тела.