Но подойдя к нему поближе, Люсинда заметила, как сгорбились его плечи, как низко была опущена голова, и ее страх начал постепенно рассеиваться. Она поняла, что ему действительно больно, но это была боль отчаяния. Оно передалось и ей. Люсинда поняла, что он расправился с Эмерсоном самым старым способом, известным человечеству с библейских времен.
Не сказав ни слова, она опустилась на колени рядом с ним, не обратив ни малейшего внимания на то, что холодная морская вода намочила тонкую ткань ее платья, и обняла Прескотта за его широкие плечи. Он повернулся и тоже обнял ее, так плотно и с такой силой прижав к себе, что у нее чуть не перехватило дыхание.
— Я не хотел, чтобы все случилось именно так, — произнес он прерывающимся от волнения голосом. — Поверь мне.
— Я верю.
— Я не хотел убивать его.
— Я знаю. Все хорошо, любовь моя.
Прескотт опустил голову ей на плечо, закрыл глаза, и при этом Люсинда еще глубже почувствовала ту вину, боль раскаяния и печаль, которые царили в его душе.
— Ты уверен, что он мертв?
— Да, уверен. Я застрелил его.
— Ты мог промахнуться и на этот раз.
Он отстранился и взглянул на ее лицо.
— Опять?
— Да, ведь ты промахнулся, когда стрелял по нему в тоннеле, и вместо него ранил Харгривса. Я хотела сказать, кузена Эдварда.
Прескотт на мгновение задумался над тем, что она сказала, но затем покачал, головой.
— Нет, я уверен, что на этот раз убил его. Правда, все произошло так быстро… Я хотел выстрелить над головой, но каким-то образом пуля задела его, и затем тело подняла волна и унесла в море. Если бы он еще был жив, я уверен, что он…
— Ш-ш-ш. Не говори больше об этом. Все кончено, и теперь лучше это забыть.
— Но я даже не видел его лица.
— Разве это так важно?
— Да. Нет, я думаю, нет. Просто я… В общем, я не знаю, что сказать девочкам. Его девочкам…
— Это твои девочки, Прескотт. Александра, Виктория и Элизабет стали твоими детьми, а не Гарика, с того момента, когда ты забрал их из той жалкой лачуги, в которой он их оставил, и привел в замок.
— Мои это девочки или его, но это ничего не меняет, ведь рано или поздно мне придется рассказать им правду.
— Конечно же, если они спросят.
— Они это обязательно сделают.
— Однако до сих пор они не обмолвились о нем ни словом, хотя я постоянно бываю с ними.
— Да, я знаю.
— И с тех пор, как они переселились жить в Рейвенс Лэйер, насколько я помню, они даже ни разу не упомянули его имени. Имя их матери — да, много раз, но не Гарика. Он никогда не был частью их жизни. По крайней мере, не так, как ты. Ты — их отец.
— Пока еще нет, — сказал он, поднявшись на ноги и протянув руку, чтобы помочь встать Люсинде, — но с Божьей помощью я им скоро стану. Эти три маленькие девочки никогда больше не узнают ни голодного дня, ни недостатка в любви и внимании.
Он невесело усмехнулся:
— Хотелось мне сказать, что они никогда больше не узнают ни одного дня, прожитого в бедности, но, когда я перестану быть графом, ничто иное их не ждет.
— А может быть и нет…
Люсинда запустила руку в мокрые складки своего платья и извлекла из кармана круглый предмет, который засиял при лунном свете.
— Что это?
— Прелестная безделушка, которую я нашла. Возьми, посмотри.
Он взял предмет из ее протянутой ладони и обнаружил, что это было кольцо. Мужское кольцо, насколько он понял, почувствовав внушительный вес, с большим прекрасным камнем. Несмотря на свет луны, он не мог определить что это был за камень, но что-то подсказало ему, что он был настоящий и, наверное, довольно старый.
— Где ты это нашла?
— В проломе в каменной стене, которую ты разрушил, падая от удара Гарика. И кроме этого там есть еще много других вещей.
— Много?
Люсинда кивнула.
— Очень много.
Прескотт почувствовал, как у него внутри все сплелось в один большой узел, но он не обратил на это внимания.
— Покажи мне.
С улыбкой на губах она повела его назад в тоннель. Спустя несколько минут при свете лампы, освещающей им дорогу, они оба пролезали через небольшой пролом в разрушенной стене.
— О Господи всевышний, неужели это спрятанные сокровища последнего барона?
Он в удивлении смотрел на три небольшие деревянные шкатулки, стоявшие на полу.
— Я думаю, что да.
— Так все-таки это была не просто старая семейная басня?
— Похоже что так, — сказала она. — У меня не было времени заглянуть в каждую из этих шкатулок, я открыла только одну, но и этого было достаточно, чтобы у меня глаза полезли на лоб от удивления.
Люсинде оставалось только догадываться, какое впечатление вид открытых шкатулок, наполненных золотыми и серебряными монетами и драгоценными камнями, произвел на Прескотта. Он, казалось, внезапно утратил способность говорить связно и бурчал какие-то странные, непонятные слова себе под нос, опустившись перед шкатулками на колени и перебирая содержимое одной из них. Когда он осмотрел сокровища этой шкатулки, он перешел ко второй, затем к третьей, набирая в пригоршни, поднимая вверх и рассыпая драгоценности перед собой, вынося на свет то, что хранило тайну своего существования веками.
— Ты знаешь, что это значит? — спросил он, потянув ее за руку и заставив опуститься рядом. — Ты имеешь хотя бы малейшее представление, что это значит?
— Э-э, мы, Трефаро, уже больше не бедны.
— Больше этого, дорогая. Гораздо больше. Мы богаты. Ужасно богаты.
— Пожалуй, это так, если все это чего-нибудь стоит.
— Чего-нибудь стоит? Да тут целое состояние! Я бы поставил на это собственную жизнь.
— Но если все эти сокровища настолько ценны, почему тогда последний барон не взял их с собой?
— Но ведь ты сама сказала, что он уезжал из Рейвенс Лэйнера в спешке, не так ли?
— Да.
— Ну тогда, может быть, он просто забыл о них. Кто знает? И вообще, кому это теперь нужно знать, дорогая? Теперь они наши — твои, мои и девочек, и я собираюсь…
— Надеюсь, поделиться с кузеном Эдвардом?
Прескотт сразу представил своего камердине… — своего бывшего камердинера и подтвердил:
— О да, с ним.
— Знаешь ли, эти богатства настолько же его, насколько и твои. Но они будут принадлежать ему, когда его требование будет признано законным, и он по праву займет твое место как граф Сент Кеверна.
— Но разве здесь нет такого закона, по которому…
— Я не могу сказать о законности, Прескотт. Я только знаю, что с моральной точки зрения ты не являешься графом.
— А вот и нет, черт побери. Пока кто-нибудь не скажет мне, что это не так, или пока кто-нибудь не скажет ему, что это не так, — я командую здесь.
— Но теперь тебе осталось уже совсем недолго. Кузен Эдвард скоро получит законное право на владение всем. Даже этим.
Во время быстрого осмотра шкатулок Прескотт нашел женское кольцо с прелестным маленьким голубым камнем — он надеялся, что это «был сапфир, — которое, казалось, как раз должно было подойти Люсинде. Он взял ее левую руку в свою ладонь и надел его на безымянный палец.
— Как раз. Как будто оно было сделано специально для тебя.
Люсинда посмотрела на кольцо при свете лампы, восхищаясь глубиной цвета неотшлифованного камня. Кольцо действительно подходило ей по размеру и было очень красивым, но она знала, что если она примет этот подарок и оставит его у себя, то потом, когда Прескотт уедет из Рейвенс Лзйера навсегда, оно будет приносить ей только печаль и сердечную боль.
— Но оно было сделано не для меня, — сказала она, пытаясь стянуть кольцо с пальца и вернуть его Прескотту. — А так как оно не мое, я не могу носить его. Черт, оно не снимается!
— Тогда лучше оставь его в покое.
— Я не могу. Разве ты не слышал меня? Оно не мое.
— Я нашел его, и я говорю, что оно твое, так что оставь его в покое.
— Пожалуйста, будь благоразумен, Прескотт. Я не могу носить это кольцо. Что обо всем этом подумают люди?
Он нежно взял ее лицо в свои ладони и заставил посмотреть ему в глаза.