Все стихло. Сквозь темные листья страшно смотрела бледная полоса неба, страшен стал гул каретных колес у дворца, крики гайдуков, хохот форейторов.
Сырые шаги послышались на аллее.
Кривцов широкими прыжками, как заяц, над которым уже трубят рога доезжачих, кинулся к набережной. Загнутый крюк косицы хлещет по щекам. "Трус, трус -- брата бросил", -- но слышался гул страшной погони, свист арапника.
Огненные дворцовые окна, семистекольные кареты, форейторы, громоздкие берлины, полосатая будки, часовые, барки, весь Санкт-Петербург, вся Империя погналась за ним.
А во дворце менуэты сменялись гавотами, англэзами, грациозным танцем экосез и чинным гросс-фатером.
Дамы, обмахиваясь павлиньими веерами, поглядывая в нагретое восковым огнем зало, рассаживались вдоль штофных стен под зеркалами. Дамы видели, как иностранец в черном кафтане подвел за руку к генеральс-адъютанту прекрасную и нежную госпожу, окутанную волнами белого флера, в любопытном парижском уборе, -- расцветающая приятность.
Ланской освежал лицо у открытого окна. Он смотрел на темные кущи дерев Летнего сада. Пустым невским берегом стремглав пробежал человек.
-- Не вор ли? -- подумал Ланской. И тут за его спиной кавалер в черном кафтане сказать сипло и вкрадчиво:
-- Добрый вечер, господин генерал, поклонись же, графиня.
Ланской тревожно метнул горячими глазами:
-- Господин де Калиостр, что вам надобно от меня? И как проникли вы во дворец?
-- О, ради одного вас, -- поклонился Калиостро, хлестнув сивыми буклями по ладоням Ланского. Тот брезгливо отдернул руку.
-- Вы непристойно преследуете меня, господин Калиостр.
-- Клянусь Мадонной, не я, а она... Подойди же ближе, графиня.
Калиостро потянул за руку Санта-Кроче, графиня вздохнула, обдала Ланского теплым дыханьем, прошептала жеманно и страстно:
-- О, mio carissimo...
-- Графиня, граф, прошу вас отойти, ваши любезности мне докучливы.
-- Господин генерал, но вы не отказываетесь от любви прекрасной дамы?.. Клянусь, она будет вашей, если вы добьетесь у государыни позволения открыть в Империи заводы для делания золота...
Граф Феникс смотрел на Ланского в упор тяжелым, злым взглядом:
-- Я готов передать вам, господин генерал, секрет делания золота. Соглашайтесь, Ланской, соглашайтесь...
И тут из глубины залы, от карточных столов послышался зовущий голос Екатерины:
-- Александр Дмитриевич, где вы? Пойдите, батюшка, сюда, а то мы в фараоне вовсе несчастливы.
Граф Феникс съежился, глаза погасли. Ланской провел ладонью по лицу:
-- Что вы болтаете, Калиостр, как смеете вы болтать, плут, ярмарочный обманщик.
Эти слова Ланской слышал утром от государыни.
-- Как смеешь ты, заезжий лысый черт, шептать мне низкие твои прожекты?
Ланской так прикрикнул на графа, что дамы остановили махание павлиньих вееров, повернули головы:
-- Всесветный плут, маг лжи, тут не надобны твои фокусы, -- прочь!
Тощие, высохшие от ветхости красавицы прошлого царствования, сидевшие, как нарумяненные мумии, у зеркальных простенков, наклонили друг к другу свои мудреные кауфюры, заговорили все разом:
-- Фаворит-то, сударыньки, фаворит... Самого Калиостро осрамил.
Графу Фениксу все уступали дорогу со смехом, кто-то подставил ножку. Калиостро, рыча, перескочил.
Волоча за собой Санта-Кроче, он сбежал с лестницы. У кареты Жако и Жульен подхватили графиню под руки. Калиостро, оскаленный, взбешенный, рванул жабо, кружева с треском лопнули:
-- А, мальчишка, москов, теленок Астреи, я припомню тебе!..
Пушечной пальбой загремели колеса графского дормеза по настилам моста.
ТРИ БУКВЫ
На краткий миг моя.
Потом навек
Я -- для тебя.
Старинный романс
Яличник, заспанный парнишка без шапки, -- невский ветер трепал всю дорогу его белесные волосы, -- перевез бакалавра на Островную сторону. Кривцов лежал в лодке ничком.
Заскрипели уключины, парнишка зацепил багром деревянную сваю:
-- Вылезай, гвардея, -- сказал он рассудительно. -- Было б вина не пить, а то, вишь, раскуражился...
Кривцов отсыпал ему в рваную шапку медяков.
Погашенным, темным стоял дворец Елагина. Бакалавр отпер ночную калитку за сараем, прошел к себе и, как был, в шляпе и в парадном кафтане лег на жесткий диван, задев головою "Похищение Европы". И тут же вспрянул со стоном:
-- Убил, убил!
-- Из-за тебя, Феличиани, из-за тебя, -- бормотал он лихорадочно высекая огонь.
И заслонив свечу ладонью, крадучись, пробрался на антресоли...
Запах птичьего пуха, шерсти, кислый воздух Калиострова чулана обдал его. Кривцов сел на корточки перед таинственной третьей дверью:
-- Госпожа, слышишь ли, знаешь ли, за одно имя твое я убил...
Бакалавр шептал, плакал, клялся и молился у запертого покоя.
Вдруг в замочной скважине щелкнул ключ.
Медля, толчками, дверь стала приотворяться. Кривцов отшатнулся. На пороге в белых одеждах -- как мертвая в саване -- стоит Санта-Кроче, в руке горящая свеча. Сияют влажные глаза.
-- Не пугайтесь, мой кавалер, -- грудным голосом сказала графиня. -- Не дрожите так, бедный москов.
-- Чур меня, чур... Видится мне...
-- О, нет... Отнюдь не видение, а живая Санта-Кроче, которую тронули до слез ваши горячие признания и печальные жалобы вашего флажолета. Не правда ли, концерты на рассвете были для меня?
-- Да, для вас, да, -- заикаясь от страха бормотал Кривцов.
-- И вот я отперла дверь. Войдите. Странное ночное приключение...
Тут Санта-Кроче закашлялась, прикрывая рот шелковым платком. Передохнула.
-- Я очень больна, мой ночной кавалер... -- Войдите.
В горенке Феличиани над чисто застланной постелью -- мраморное Распятие, у изголовья брошена на кресла крошечная книжка, католический молитвенник.
-- Не понимаю, не понимаю, -- озирался Кривцов, -- Санта-Кроче во дворце, Санта-Кроче тут... Две Санта-Кроче.
-- Не бойтесь: Санта-Кроче только тут. И протянула руки. Бакалавр сжал ее горячие ладони, заглянул в темные, влажные глаза:
-- Ты, только ты -- Санта-Кроче?
-- Конечно же, а там, во дворце, -- фантас, выдумка.
В маленьком покое, за чуланом, госпожа и бакалавр беседовали вполголоса. При тусклом свете ночника Кривцов заметил, что на его пальцах и кружевах запеклась кровь.
-- Боже, я убийца!
-- Успокойтесь, мой бедный кавалер... От неверного удара шпаги, в потемках, не умирают мгновенно: я думаю, ваш друг ранен.
-- Ранен? Помоги, Богородица.
Бакалавра ободрил этот грудной, легкий голос.
-- Ваши признания, мой кавалер, так горячи и сердечны... Выслушайте и мои: Джу действительно показывает всему свету ту госпожу Санта-Кроче.
-- Какой Джу?
-- Калиостро. Его зовут Джу.
-- Великий маг создал ваш двойник?
-- Маг? Какой же Джу маг? Впрочем, точно не знаю. Он очень хитрый... Дайте мне слово, что вы никому не откроете один из секретов его.
-- Даю...
-- Слушайте... Мы бродили тогда по Германии. В Гейдельберге или в Штуттгарте, забыла город, но прозвище трактира, где мы стояли, мне памятно -- "Голубые олени", -- осенью трактирщик так дурно топил нашу комнату, что я стала кашлять... Вы знаете, кавалер, что Джу таскает меня по всему свету для своих магических опытов, которые отнимают мои последние силы. Я была и раньше очень слаба, а в "Голубых оленях" у меня открылась грудная болезнь... Джу, -- по правде сказать, Джу добряк, -- он много болтает, часто врет, бесится, морочит дураков, но он -- добряк, поверьте мне. Ведь я отдала ему молодость, -- Джу торговал когда-то пластырями и эликсирами на итальянских ярмарках, когда-то мы любили друг друга... Но о чем я?.. Да, Джу считает себя врачом. В "Голубых оленях" ему удалось поднять меня на ноги, но в Митаве я снова простудилась, а в вашей суровой Московии, где и летом дуют ветры от ледяных морей, я слегла. И вы видите меня тут, в тайном покое, взаперти... Джу скрывает меня от всего света... Джу никому не посмеет признаться, что его блистательная Феличиани, непобедимая красавица, вечно юная Венера, совершеннейший образец его жизненных эликсиров, прекрасная графиня Санта-Кроче, слава о которой гремит по всем королевствам, -- больна, похудела, стареет и скоро умрет, как умирают все... Посмотрите, у чахнущей Венеры лихорадочный румянец на впалых щеках.